Руфио внимательно слушал свою возлюбленную, согласно кивая в одни моменты и настороженно хмурясь в другие. Он помнил рассказ Совелу – тогда, в более-менее уцелевшем после войны деревенском домике, под весёлое бульканье воды в котелке и перестук странного, почти невозможного осеннего града. Тогда асканка поведала ему о том, что заставило её покинуть родной дом, отправиться на юг, в человеческие земли и леса тарлиссов. Кажется, тогда она упоминала о своей болезни – но конкретного ничего не говорила. И даже сейчас его спутница говорила кратко, даже чуть сумбурно, явно не желая посвящать человека в не самые приятные подробности произошедшего. Или просто не желая вспоминать. Или дело было в обоих факторах одновременно? Руфио только и смог, что покачать головой. Подвела противостояние под черту, значит… Но результат за чертой мог оказаться и совсем другим. Он помнил, как билась в судорогах его любимая женщина, пыталась расцарапать себе горло, задыхаясь от неведомой напасти… И эта секундная паника в голосе, во взгляде. Какого цвета глаза… Кто хозяин её души – она сама или некто куда менее дружелюбно настроенный. Зельевара прошибла дрожь при одной мысли о том, что случилось бы, проиграй асканка в этой незримой войне. Что бы с ней тогда случилось? Её душа бы умерла? Была бы изгнана из тела – что мало бы отличалось от первого варианта? Или осталась бы на задворках сознания в качестве беспомощного, отчаявшегося наблюдателя? Боли и жестокость… Теперь многое вставало на свои места. Что бы сделал демон с её телом, с её душой? С теми, кто близок ей? За себя мужчина беспокоился в последнюю очередь, но осознание того факта, что он мог потерять свою любовь и заметить это слишком поздно, пускало мурашки по коже. Милора… Помогла ли она Совелу? Или лишь создала условия, в которых две сущности в голове несчастной асканки могли выяснить отношения раз и навсегда? Судя по тяжести внутренней борьбы, правдивым ответом был второй.
– Старая сука… - прошептал зельевар, глядя вдаль. И тут же перевёл взгляд обратно на свою спутницу – тревожный, гневный и в то же время нежный – Значит, у неё были и силы, и умение, и время. И она была так уверена в своих силах? Уверена в том, что ты смогла бы победить в этом противостоянии… Или ей было плевать, кто взял бы верх? Ведь победа далась тебе не слишком легко. Мне со стороны казалось, что было два или три момента, когда ты была готова сдаться…
Ответа на этот вопрос не мог знать никто кроме них. Быть может, Милора бы и ответила – особенно если Руфио перефразировал бы вопрос несколько иначе, в чуть более вежливой форме. Но сатори была уже далеко, и, наверное, стоило отнести этот факт к скорее приятным, чем к неприятным. Действительно, духи, несмотря на свою мощь и продолжительность жизни подвластны простым эмоциям: жалости, гневу, любви. Вспомнить хотя бы ту же русалку… Бедняжка, конечно. Но чутьё подсказывало мужчине: по сравнению с сатори озёрная дева… Примерно как он, человек, в сравнении с каким-то старейшим из эльфов. Может, разница была даже больше. А время – оно ведь тяжёлое. Каждая прожитая секунда похожа на пылинку, незаметную и невесомую. Но пылинки слипаются и каменеют, становятся минутами-песчинками, что рождают камни-часы… Порой они рассыпаются обратно в пыль, будучи пустыми и бессмысленными – но порой их наполняют те или иные события. И они откладываются в памяти, в душе, давят на неё тяжким бременем – порой полезным, но порой столь невыносимым. Даже на человеческий век этого бремени порой хватает, чтобы к старости сойти с ума. А чего уж говорить о долгоживущих существах? Или о почти бессмертных – таких, как обитатели этих лесов? Жизнь тут куда более спокойна и размеренна, чем у тех же людей или эльфов. Потому груз прожитых столетий не испортил русалку. Но сатори и другие Древние, из тех, что общались с духами, что направляли их… Руфио мало что знал, но по тем словам, что прозвучали в домике Милоры, догадывался: жизнь Старейших леса в чём-то напоминала дворцовые интриги, пусть и со своим неповторимым колоритом. Тысячелетия войны, интриг, споров, события великие и события мелкие… Если бы зельевару когда-нибудь представилась возможность заглянуть в душу сатори – то он, наверное, отказался бы. Слишком страшно представить, что там может оказаться.

Вскоре к месту встречи прибежал и Тис. Обычно бесшумный лесной охотник на этот раз всё же дал себя услышать: его прибытие услышали и Руфио, И Совелу задолго до того, как тот выполз из кустов к дубу. Впрочем, обвинить его в неловкости было сложно, ибо тащил за собой лайсар ношу размером с него самого, да и веса примерно такого же. Выглядел зверёк не лучим образом: уши прижаты, взгляд затравленный… Но ран на теле не было. И это не могло не радовать. Жив, здоров, и даже с добычей. Чем не повод для радости?
Улыбнувшись, зельевар двинулся к их маленькому спутнику, стараясь ничем внешне не выдать напряжения. Видят боги, янтур сделает его параноиком – по крайней мере до того момента, пока они с асканкой не убедятся в его гибели. Но лучше уж так, чем оказаться обманутым, поддавшись ложному чувству безопасности. Конечно, талисман русалки мог защитить его от мороков и наваждений… А мог и не защитить. Потому, приближаясь к Тису и его добыче, мужчина как бы невзначай сунул руку в карман, и, нащупав маленькую закрытую коробочку, сдвинул пальцами простенький засов и, пустив пальцы внутрь шкатулки, извлёк маленькую щепотку золотистого порошка, что, будучи брошенной, повисла в воздухе рядом с лайсаром – сначала неподвижно, а потом медленно начав притягиваться к живому телу. Руфио вздохнул с облегчением. Тут всё было чисто.
После краткой инспекции выяснилось, что содержимое рюкзака почти не пострадало: разбилась пара пустых флаконов, да и только. Ни вейсы, ни янтур не слишком церемонились с ношей, и лишь аккуратность и плотность расположения содержимого, выверенная годами практики, спасла остальные хрупкие предметы от разрушения. Травы лежали на месте, обезболивающие зелья тоже. Нетронутыми оказались и топорик, и вяленное мясо, и…
– Я понимаю, что шаманизм – это не совсем магия, но… В случае чего ты сможешь призвать огонь? Чтобы зажечь свои бутылки со смесью? – озабоченно спросил зельевар. Сам в руках он держал огниво и кусок чёрного камня с белыми полупрозрачными прожилками, что от удара о металл с такой готовностью высекал искры.

Особой уверенности в голосе асканки не прозвучало, и зельевара это не слишком порадовало. Когда будет разводить костёр… А что, если янтур нападёт на них до заката? Лучше если бы испытание прошло именно сейчас, ибо в ближайшем будущем у них может такого шанса и не оказаться. Не зря же Руфио пытался продумать все возможные варианты, выспросить о потенциальном противнике всё возможное, составить план по борьбе с ним ещё до того, как они покинули домик сатори… Да, он был лишь зельеваром. Не наёмником и уж тем более не воином. Но за время своих странствий, за долгую по человеческим меркам жизнь, он успел понять одну вещь: правильная постановка вопроса – это уже половина его решения. А если подойти к проблеме основательно, подготовиться к встрече с ней заблаговременно, то, можно считать, две трети дела сделано. Вот только Совелу, похоже, так не считала. Тогда, в гостях у Милоры, когда она увидела огненную смесь в деле, она воспряла духом… Но ненадолго. И сейчас в её голосе вновь была тревога, неуверенность и едва ли не отчаяние. Асканка не слишком верила в их будущую победу – и это надлежало исправить. Сколько было случаев, когда отсутствие боевого духа приводило армии к поражению? Если верить историям летописцев, то немало. Равно как и немало случаев, когда даже находясь в заведомо невыгодном положении, иные полководцы умудрялись найти путь к победе, пользуясь тактическим гением… Но в не меньшей степени – пользуясь искрой отваги и веры в победу, что разгоралась в душах бойцов.
Поэтому зельевар оставил в покое рюкзак, в который уже начал потихоньку перекладывать содержимое походной сумки, щедро предложенной им Милорой, и подошёл к своей возлюбленной. Крепко сжал в своей ладони её маленькую и хрупкую ладонь, встретил взгляд бледно-голубых глаз – нежный, любящий, но вместе с тем такой тревожный.
– Не волнуйся, любовь моя. В жизни или смерти, но мы будем вместе. Но я не верю, что наш путь закончится именно так. Посмотри назад, на те события, через которые мы прошли. Неужели ты думаешь, что янтур нас остановит? Тем более… Теперь? Когда нам есть, за что бороться? Не знаю, как ты… А я буду сражаться до конца. С верой в победу.
Он говорил, а тем временем его вторая рука скользила снизу вверх, по руке асканки, по её узким плечам, бледной шее, белым – теперь вызывающе-белым волосам, после того ухода, что они получили у Милоры. Коснулась невзначай щеки – и тут же скользнула назад, нежно приобнимая затылок, притягивая вперёд для того, чтобы слиться в поцелуе. Кажется, Тис наблюдал за ними, но Руфио теперь было как-то плевать, что думает по этому поводу лайсар. Он любит Совелу, а она – его. И ничто в этом мире больше не имеет значения, тем более – чьё-то чужое мнение на этот счёт. Пусть даже и столь милого и приятного товарища, как Тис. Хотя… Он, наверное, всё понимает. Не хотелось бы думать плохо о нём.
Поцелуй оказался несколько более долгим, чем ожидал зельевар. Но был ли он против? Конечно нет. Только счастлив. И вдвойне счастлив от того, что из глаз асканки чуть ушла та самая тревога, что столь беспокоила его. Хотелось бы надеяться, что всё так и останется до тех пор, пока они не победят лесного гоблина. А если нет… Руфио будет только рад повторить подобную процедуру.
– Всё будет хорошо, Совелу. Вы встретим опасность лицом к лицу, как всегда это делали – и победим её. Обещаю, я не отступлю.

Он тепло улыбнулся и нежно провёл кончиками пальцев по щеке асканки, наслаждаясь мягкостью, теплотой, близостью… Так приятно было выражать свою любовь в подобных маленьких ласках – и чувствовать пробуждающийся в её душе ответ. Казалось, Совелу сама тянулась к нему. Сначала к его губам, теперь к его рукам, в поисках нежности, заботы и ласки… Впрочем, почему «казалось»? Всё-таки, она его тоже любит.
Какое непривычное, и вместе с тем приятное чувство…
Зельевару хотелось, чтобы этот миг близости длился вечно. Смотреть в большие и глубокие глаза своей возлюбленной, гладить её по волосам, по нежной коже шеи и щёк, порой прикрывать глаза и тянуться вперёд, чтобы слиться в поцелуе. Как же это было сладко – наконец встретить свою любовь. Ту, ради которой ты готов пойти на всё – и которая ценит твою готовность. За все сорок с лишним лет своей жизни Руфио довелось испытать подобное впервые. Эх… А ведь она тоже была в Аренине. Тоже боролась с чумой – по мере своих сил и возможностей. Точнее, не сколько с чумой, сколько с теми, по чьей вине она вышла из-под контроля и продолжала косить без разбору всех на своём пути. Тоже достойный путь. Встреться они хотя бы двадцать лет назад… А лучше – двадцать три года, до того времени, как всё это началось.
А хотя… Было бы так действительно лучше? Конечно, двадцать лет – это двадцать лет. Тогда он был бы куда более быстр, ловок и подтянут. Может, чуть менее опытен и куда более робок, но вместе с тем и не настолько побитый жизнью. Вернее, не побитый вообще. Уже тогда он начал показывать первые успехи в зельеварении – то самое зелье, что наполняло амулет, оставленный у русалки, было придумано им именно в те годы. Но заинтересовал ли бы он тогда Совелу? Причём не как ковенку, что была бы вынуждена признать в каком-то жалком человеке определённый достойный внимания талант, но как женщину? Нет, даже не так… Смог ли бы он пробудить в её душе интерес к своей душе? И куда более важно – не только интерес, но и симпатию. Ох… Вряд ли.
Выходит, что же это получается? Для того, чтобы увидеть друг в друге лучшие стороны, чтобы влюбиться и получить такой же ответ, им нужно было это время? Нужны были эти испытания, которым подвергала их сама жизнь, сама судьба? Ну и конечно, нужно было это вынужденное путешествие вдвоём, безо всякой возможности найти спутника получше. Хотя… Когда впервые он начал испытывать чувства к асканке? Пусть Руфио и упорно их душил, не давал развиться, они имели место быть. Кажется, это было… Да, он поймал себя на том, что симпатия перерастает в нечто большее, вскоре после того, как Совелу спасла его от того безрассудного поступка у погибшей от чумы деревеньки. Когда он, охваченный горем, хотел избавить страдающую тарлисску от мучений. Тогда этому было положено начало. А позже, когда они сидели в чудом уцелевшем домике и грелись у печи, обмениваясь историями из жизни, зельевар впервые поймал себя на мысли в том, что он начинает влюбляться. И жёстко эти чувства пресёк. Но реку не заставишь течь вспять…
Хотелось многое сказать. Но у них было так мало времени, а слова казались такими глупыми и неуместными… Поэтому Руфио лишь тепло улыбнулся в ответ на шёпот своей возлюбленной и вновь нежно, ласково поцеловал её в губы, утешая и даря уверенность. Хотелось большего… Но не сейчас. Потом, когда они одолеют янтура, у них будет всё время в мире. А пока что нужно готовиться и отправляться в путь.

Перекладывание содержимого из сумки в рюкзак не заняло много времени. По правде сказать, зельевар закончил со этим делом куда раньше, чем Совелу со своей практикой. Поэтому, аккуратно прислонив свою ношу к своей же ноге, Руфио внимательно наблюдал за своей возлюбленной, стараясь из чистого любопытства запомнить последовательность действий. Какой в этом смысл? Всё равно он не шаман, да и не сумел бы им стать, даже если бы захотел. Слишком поздно. Но любопытство, вечный стимул, вечный смысл жизни, вновь просыпалось в душе мужчины. Всё-таки… Не зря он чувствовал себя живым в последнее время.
На до того влажных веточках, как по волшебству подсохших от действий асканки, заплясал маленький языччок пламени, заставив Руфио чуть задержать дыхание. Он был таким крошечным… Но он рос, полз дальше по дереву, оставляя за собой антрацитовый след – пока резкий порыв ветра не сдул его, куда более внезапно, чем тот родился. Можно было бы подумать, что зельевару всё привиделось, но чёрные следы на импровизированном костерке говорили об обратном. Результат впечатлял… Но Совелу всё равно казалась недовольной.
– Не волнуйся, любимая. Тогда, у Милоры, я как следует пропитал те тряпки, что закрывают флаконы, смолой. Они вспыхнут и от куда меньшего усилия. То, что ты сейчас сделала – просто чудо. И оно нам очень поможет.
Произнося эти тёплые слова, он неспешно подходил всё ближе и ближе к асканке, пока, наконец, не оказался у неё за спиной – одновременно с концом своей маленькой речи. Было просто невозможно не воспользоваться столь подходящим моментом – и Руфио нежно приобнял свою возлюбленную за плечи, уткнувшись носом в россыпь длинных белоснежных волос, приятно пахнущих лесными ягодами и чем-то ещё неуловимым, но столь приятным.

Кажется, они, наконец, достигли той части леса, где Тис не был. Потому что маленький зверёк впервые за всё время их путешествия выглядел не слишком уверенным в себе. Конечно, он больше не походил на затравленную мышь, но паника порой всё же проскальзывала в его взгляде – пусть всё реже и реже. А ещё он почти прекратил давать советы касательно их пути. Вела теперь их, внезапно, Совелу, словно открыв у себя какой-то новый, неведомый дар… Или просто прислушиваясь к чьим-то советам. Не иначе, среди духов нашёлся кто-то, готовый помогать незваным гостям леса. И, до тех пор, пока они не требуют расплаты жизненными силами, Руфио не возражал. Так или иначе, несмотря на общую нервозность, остаток дня прошёл без происшествий. Спустились тягучие сумерки, а за ними настала и ночь, тёмная и непроглядная. И холодная. Расстилая на земле одеяло, зельевар мысленно поблагодарил Милору. Даже будучи редкой сукой, она им здорово помогла. Было трудно сочетать злость, граничащую с ненавистью и благодарность, но у него пока получалось.
Единственная беда была в том, что кутаться в одеяло было не слишком удобно. Казалось, достаточно одного неудачного движения – и тёплый кокон нарушит свою целостность, впуская холодный ночной воздух. Но решение было найдено быстро: одно одеяло, сложенное в два раза, легло на ветки, что были брошены на землю в попытке хоть чуть-чуть отдалить мокрую и холодную землю, вторым же накрылись Руфио и Совелу, крепко прижавшись друг к другу. Тису не было особо холодно в своей природой дарованной шубке, но и он не преминул воспользоваться столь приятной возможностью подремать в тепле.

Как ни странно, ночь прошла спокойно. Не то чтобы Руфио не доверял тем шаманским ритуалам, что проводила асканка, чтобы защитить их от неожиданного нападения – ещё тогда, в схватке с годруном, эта необычная волшба здоров им помогла и доказала свою эффективность. Да и к тому же, тогда Совелу, с её же слов, не полностью вернула себе способность общаться с духами и добиваться у них нужного ответа. Теперь же, когда в ней что-то изменилось, да и исчезла тёмная сущность, к его возлюбленной начали приходить прежние силы, восстанавливаться былые навыки. Но всё же… На них охотится коренной обитатель этих лесов, весьма недружелюбно настроенный, и, что самое опасное – разумный. Потому зельевар задремал далеко не сразу, хотя ощущение тепла к тому весьма располагало… Равно как и размеренно дышащая женщина в еuо объятьях. Его женщина. Та, которую он любит и ради которой готов на всё – и которая отвечает ему взаимностью. Так хотелось оберегать её от всех опасностей мира, заслонить её от любой угрозы… Быть единственной её опорой и защитником. А сейчас просто крепко обнимать её, наслаждаясь моментом спокойствия и близости.
Утро оказалось до ужаса холодным, но в остальном неплохим. Быстрый осмотр территории близ места ночлега показал, что никто к ним ночью не подкрадывался. О том же говорили и Тис, и руны, начертанные Совелу. К сожалению, им надо было идти дальше – и лишь поэтому они с асканкой покинули столь тёплое и манящее убежище под одеялом и, наскоро перекусив, двинулись в путь. Им предстоял очередной долгий переход, уже успевший стать привычным для Руфио, но, наверное, всё же тяжёлый для его спутницы. Хотя та за всё время их путешествия ни разу не жаловалась на темп движения, не просила о перерыве – наоборот, старательно пыталась доказать, что подобное ей по силам. Хотелось бы верить, что это действительно так…
Перед отходом зельевар ещё раз осмотрел флаконы с горючей смесью. Да, он оглядывал их и прошлым вечером, но в подобном деле осторожность излишней не бывает. Желтоватый оттенок, предвещающий опасность, стал чуть плотнее – но ненамного. Эссенция уже стала опасной, но не настолько, чтобы с ней вообще было бы желательно не связываться. Всё в пределах допустимого. К тому же, тогда, заполучив обратно свой рюкзак, Руфио на одном из привалов чуть размотал горлышко каждого флакона и добавил туда немного кое-каких экстрактов трав в надежде чуть замедлить реакцию. Похоже, это оказалось совершенно нелишним.

На протяжении всего дня не случилось ничего настораживающего. И хотя зельевар упорно пытался не поддаваться чувству расслабленности, равно как и его спутники, оставаться настороже было сложно. Во-первых, рано или поздно всё равно устаёшь ждать угрозы из-под каждого пня. А во-вторых… Утром где-то вдали ржали единороги, днём их приветствовали разве что редкие птицы, что предпочитают суровость зимы теплу южных краёв. Пару раз они замечали следы всё тех же единорогов и косуль, мелькнула за деревьями разок лиса… И всё. Только лёгкий ветерок, дующий им в спину, светло-серое, затянутое не слишком толстым слоем туч небо, да жёлтые листья под ногами. Идиллия. Вот только где-то в этой идиллии скрывается некто совершенно недоброжелательный. И то, что даже столь умелый охотник как Тис пока ничего не видел, ни о чём не говорило.
Так продолжалось до самого вечера, пока путешественники не достигли развалин какой-то древней тарлисской деревеньки. Руфио только усмехался, глядя на древвние руины. Тарлисские дома из камня… Деревни, а не племена… Мечта Эрумэ. Кто-то из древних и мудрых сказал, что история идёт по спирали. Меняются актёры, меняются декорации – но сюжет, за мелкими деталями, неизменен. Так наверняка случилось и тут.
– Идея неплохая – рассеянно отозвался Руфио, вновь оглядывая пейзаж – но на этот раз с куда более практической точки зрения. И впрямь, им предстояло тут ночевать – и, возможно, держать оборону. А значит, стоит подумать над выбором места. Главное – обезопасить себе хоть один фланг, выбрать место так, чтобы янтур в случае атаки мог нападать лишь с одного или двух направлений… Но это будет нелегко. Впрочем, кто им мешает соорудить импровизированные укрепления? Вопрос только в том, будет ли стоить оно затраченного времени.
Он уже хотел поделиться этой идеей со своей возлюбленной – но заметил, что ту очень сильно что-то заинтересовало. Асканка видимо напряглась, вглядываясь в что-то, лежащее среди камней.
– Что-то стряслось?
Главное – относится ко всему чуть скептически. Вчера мужчина этим чуть обидел лайсара, но то была вынужденная мера предосторожности. Хорошо, если янтур начнёт насылать на них мороки мнимой опасности, рассчитывая ослабить и измотать. Куда хуже будет если он решит им вдруг внушить мнимое чувство безопасности…

С лёгкой тревогой Руфио смотрел, как его возлюбленная, шаг за шагом, подошла к кукле. Откуда она тут взялась? Была ли она реальной или лишь мороком, что наслал янтур? Или даже… Зельевар вдруг понял, что он совершенно зациклился на том, что их потенциальный противник способен насылать иллюзии. Да, это грозное оружие, вдвойне грозное против того, кто не готов к подобному… Но оно не единственное. Мари’йихский гоблин проворен, ловок, коварен и разумен. Он вполне способен создать ловушку даже не прибегая к своим силам… Или сочетая их с чем-либо ещё. Например, кукла могла быть реальной – только вот вопрос, откуда она взялась? А вот рядом с ней… Кто знает, способен ли янтур создавать иллюзии неживых предметов? И если способен – то насколько достоверные? Вдруг между Совелу и куклой лежит замаскированная наваждением яма? Высохший колодец с разрушенным ограждением, достаточно глубокий, чтобы можно было упасть и сломать ноги? Руфио понял это слишком поздно, метнувшись к женщине, что почти добралась до странной, чудом пережившей столько лет игрушки.
Он не успел. Но это не имело значения. Асканка без проблем дошла до куклы, взяла её в руки – и осталась цела и невредима. На своего спутника она посмотрела с удивлением и беспокойством – и зельевар почувствовал, как кровь приливает к его ушам, словно он вновь был глупым мальчишкой. Впрочем, какая разница, мальчишка или нет? Идиотом он оставался до сих пор. Паникёр… Всё иллюзия, кругом опасность… Что уж тогда стоит пойти дальше и предположить, что даже эта разрушенная деревня – мираж, а на деле они… Ну хотя бы и в логове медведя? Положительно, чем раньше случится встреча с янтуром – тем лучше. Ещё немного, и он, Руфио, станет законченным параноиком и начнёт сходить с ума. В первую очередь – от беспокойства за свою спутницу.
Кукла легла на место, и инцидент был забыт. Солнце вот-вот обещало скользнуть за горизонт, заливая охрой и багрянцем сплошную пелену облаков, что скрыла небо. Зрелище было прекрасным, неповторимо красивым – но на то, чтобы им любоваться, времени не было совершенно. В этих широтах и в это время года ночь спускается медленно и неторопливо, сгущая сумерки медленно и не спеша, но всё ещё им стоило поспешить и разбить лагерь. Здесь, на поляне, среди давно разрушенных домов, было прекрасное место для того, чтобы принять бой. И асканка это явно понимала. Они не стали ложиться спать под охраной защитной руны как в прошлый раз – вместо этого, придерживаясь плана, путники оставили в стороне все вещи, что стали бы для них обременительны в грядущей схватке. Был зажжён костёр, призванный привлекать внимание янтура, рядом с ним же остались лежать одеяла, под которые легли ветки и кое-какие их пожитки, создавая достаточно правдоподобную иллюзию двух живых существ. Сами же зельевар с Совелу спрятались чуть поодаль, среди камней разрушенного дома. Оттуда костёр был виден как на ладони. Его пламя не давало глазам человека привыкнуть к темноте, но асканка, по-видимому, никаких проблем в связи с этим не испытывала. И то славно.

Они сидели рядом, тесно прижавшись друг к другу, делясь теми крохами тепла, что оставляла им холодная осенняя ночь, в суровом дыхании которой слышались уже нотки зимы. Пожалуй, скоро будут заморозки. Им действительно надо добраться до островов. Но они уже близко, Руфио чувствовал это. Соутелль… Была ли то детская игра, череда совпадений – или нечто большее? Зельевар почему-то верил в последнее. Он всегда был немного безрассуден. Очень рано и очень легко выучился плавать – хотя любил море и до того. Почти все жители Архипелага хорошие пловцы, но Руфио мог бы считаться, наверное, одним из лучших. Нашлись бы те, кто плавал бы быстрее его, кто нырял бы глубже без помощи зелий… Но кто столь же хорошо чувствовал море, не будучи эрфином? Это вряд ли. Он не боялся плавать в шторм, не боялся течений и обратной волны. Когда однажды его отнесло таким течением на добрую милю от берега, Руфио не испугался. Он принял это за какую-то весёлую игру, за испытание – и доплыл до берега почти не устав. Однажды он не заметил окончания действия зелья подводного дыхания, и неминуемо погиб бы – если бы рядом не оказался дельфин, чудом почувствовавший человека в беде. «Ты благословлён Соутелль» - сказал ему один эрфин в Лавинии Рутэ. Что ж… Наверное, так оно и есть. И зельевар со вчерашнего дня чувствовал: там, на севере, уже совсем близко – море. Об этом говорил ветер, об этом говорил чуть иной оттенок неба… Скоро они достигнут побережья. И тогда уже ничего плохого не может с ними случиться. Главное – пережить эту ночь.

Руфио почти кожей чувствовал волнение Совелу, её неуверенность в себе… Её страх. Закрыв глаза, он прижимался к своей возлюбленной, пытаясь передать ей хоть немного уверенности в себе – и вслушиваясь в звуки ночного леса. Зрение вряд ли бы сейчас помогло ему, особенно учитывая ярко пылающий костёр, что не давал привыкнуть ко тьме. Но прерывистый вздох асканки и её резкий рывок всё же заставил мужчину открыть глаза. Не факт, что он увидит, что же привлекло её внимание, но попытаться хотя бы следовало. Зельевар проследил за направлением её взгляда и пожал плечами. Темнота и темнота. Что бы там не скрывалось, ему это было недоступно. Он уже приготовился вновь расслабиться, как резкая вспышка привлекла его внимание. Вспышка – и вопль боли, что последовал за ней.
Создавая своё оружие, Руфио даже не подумал о том, насколько эффективным оно будет ночью. Словно крошечное солнце загорелось среди развалин – буквально на один миг, но оно высветило каждый камень, отбрасывая длинные узкие тени. Оно же бросило отсвет на тощую, даже немного несуразную фигуру – и потухло. Но во тьме едва заметно тлели алые точечки опалённых волос. Янтур явился… Но первый удар всё равно остался за ними.
– Видишь? Кидай! – коротко крикнул асканке мужчина, хватаясь за свой флакон с огненной смесью, отправляя его в направлении тлеющих искорок. На долю секунды ему стало даже жаль янтура: смерть от огня приятной не назовёшь. Впрочем, заинтересовала бы их противника такая мелочь? Вот уж вряд ли. Кто знает, не стал бы тот их есть живьём? Зельевар покосился в сторону Совелу – и вздрогнул. Пожалуй, хорошо, что флакон уже отправился в полёт, иначе дрогнувшая рука могла бы привести к печальным последствиям. Но как тут было не испугаться! Совелу казалась бледной, неестественно бледной даже для асканки. На её груди расплывалось кровавое пятно…
– Сука… Ты за это ответишь – процедил сквозь зубы мужчина, хватаясь за вторую бутылку смеси. Говорил он это, понятное дело, янтуру. Вызывать из глубины души такой страх, придавать ему такую форму… Гоблин за это ответит. И очень скоро.

Признаться, живучесть янтура удивляла зельевара. Он не мог в воцарившейся темноте видеть гоблина, не мог оценить тяжесть ожогов, но тех кратких моментов, когда неправдоподобно яркое пламя высвечивало тощую скрюченную фигуру, хватало, чтобы составить примерную картину. И для хищника она была весьма нелицеприятной: бросок Тиса почти достиг цели, обдав его волной невероятного жара, затем кто-то из них – то ли Руфио, то ли Совелу – забросил флакон под самые его ноги. Если бы их противником был человек, то мужчина смело бы отнёс его к разряду мертвецов: ожоги, особенно столь сильные и на столь большой площади – одно из самых опасных возможных ранений. Наверняка янтур это очень скоро ощутит, как ощутило бы любое живое существо. Зельевар прекрасно знал, что такое болевой шок – и в теории, и, немного, на практике. Сначала рана, какой бы серьёзной она не казалась, не сильно докучает. Боль почти незаметна за азартом, за страхом, за яростью… За всеми теми чувствами, что подстёгивает адреналин. А затем миг окрыления проходит, и боль наваливается с чудовищной силой, скручивает в узел, даёт прочувствовать повреждение каждого мускула, каждого лоскутка кожи. Даже безо всякого пыточного зелья. Сейчас, пока адреналин блокирует боль, янтур опасен и непредсказуем. Правда, вместе с тем он наверняка слеп – и это нивелирует то преимущество. Хотелось бы надеяться, по крайней мере. Не пройдёт и пяти минут, и организм зверя откажется терпеть ту боль, те испытания, что выпали на его долю, посылая волны боли, сковывая движения, и тогда всё будет зависеть только от живучести гоблина. Возможно, им с Совелу и Тисом даже не придётся ничего более делать, чтобы ускорить кончину твари. А возможно и нет.
Он кивнул, соглашаясь со своей возлюбленной. Янтур не мог не понять, откуда в него летели смертоносные снаряды, и пока силы его не оставили, наверняка что-то с этим предпримет. Пришло время сменить позиции и выждать другого удобного момента – пока тот не ослабеет вконец или не подставится под очередную атаку. Голос асканки прозвучал, как ни странно, совершенно нормально, и Руфио повернулся к ней, выбравшись из их прежнего убежища… Зря. Тогда он слишком быстро отвернулся, чтобы разглядеть всё в подробностях, то теперь…
Зельевар с силой сжал зубы, заставляя себя смотреть, пересиливая охватывающий при одном только виде бледного, без единой кровинки лица, к котором по-прежнему угадывалась прежняя привлекательность – несмотря на то, что место одного из глаз занимала алая кровавая выемка и от шеи через щёку шёл чудовищный разрыв, уже переставший даже отблёскивать алой влагой. Невозможно было ошибиться: это Совелу… С огромной дырой в груди, через которую виднелись белеющие обломки рёбер и каша, в которую превратились внутренние органы. Сволочь… Янтур вытаскивал страхи из подсознания, облекал их в самую жуткую возможную форму – но отворачиваться было нельзя. Это лишь иллюзия, пугающая, но безвредная. Сейчас им нужно держаться друг друга, несмотря ни на что, пока наваждения не стали принимать более опасные формы – и пока зверь слаб.
Они ещё не успели направиться к следующему своему убежищу, как раздался близкий грохот камней. Тис определённо не терял времени и не желал оставаться в стороне, оставляя гоблина самому себе. Бросив в него флакон с огненной смесью и дождавшись окончания последовавшей чуть позже атаки своих спутников, он явно решил устроить небольшой рукотворный обвал, обрушив на хищника фрагмент стены, что местами всё ещё окружала руины деревни. Сама она была в немногим лучшем состоянии – но для таких целей годилась более чем. Оставалось лишь надеяться, что лайсар ничего себе не придавил в процессе…

Совелу не слишком долго шла первой: вскоре она замедлила свой шаг, неуверенно потянулась куда-то… Вспышки огненной смеси повредили и ей. Причём повредили куда сильнее, чем зельевару: если у того перед глазами лишь плыли цветные пятна, да и то не слишком интенсивно, то асканка, судя по всему, напрочь утратила способность видеть во тьме. Конечно же, это лишь временный эффект. Иначе и быть не может. Стоит дать глазам пять минут – и те придут в норму… Но пяти минут у них сейчас не было. Каждая секунда была на счету, и действовать надлежало быстро.
Они обговаривали план действий перед тем, как отправиться в засаду, и Руфио прекрасно знал, куда им стоило двигаться сейчас. Дальше по тропинке, меж куч камней, что когда-то были домами, к самому средоточию этого каменного хаоса. Те, кто уничтожил это место, постарались на славу. Мужчине как-то доводилось видеть взрывы алхимических смесей и тот эффект, что они несли с собой. Судя по тому, как разметало этот дом, тут была весьма схожая сила. Вряд ли такая же по происхождению, но уж по мощи точно. Прятаться здесь было бы глупо: среди остатков стен росли чахлые кустики, но последний листок давно упал с их тонких ветвей, и укрытия они не предоставляли в принципе. Зато разбросанные валуны могли задержать их противника, а те, что помельче – выступить в роли оружия. Жаль, что никто из них не умеет обращаться с пращой… Было бы весьма кстати.
Совелу опустилась на колени, что-то едва слышно шепча. Сейчас она обращалась к духам, просила их о помощи. Хотелось бы верить, что он ей не помешает своими действиями. Да, пожалуй, будет лучше, если сначала он позаботится о себе. Его глаза сейчас не так важны, но всё ещё могут пригодится. Засунув руку за пазуху, зельевар вытащил ещё один флакон – но на этот раз не обмотанный тканью, а с плотно притёртой крышкой. Жидкость в нём не представляла никакой опасности – наоборот, должна была помочь. Вслед за ним из кармана появился и небольшой кусочек чистой ткани, который Руфио тут же обернул вокруг своих пальцев.
Он вытащил пробку зубами, выплюнул куда-то в сторону: не было времени на более аккуратные действия. Щедро плеснул из флакончика на обёрнутые тканью пальцы, ощущая, как резко пахнущая прохладная жидкость пропитывает её, насыщает, начинает струиться дальше… Всё, достаточно.
Руфио запрокинул голову и провёл намокшим бинтом себе по векам, едва надавливая, заставляя зелье стекать. Закончив с этой процедурой, он пару раз моргнул и скривился, не в силах побороть неприятные ощущения. Глаза немилосердно щипало, но цветные пятна начинали медленно таять. «Слёзы сокола» - прекрасная вещь. Не зря он взял остатки зелья с собой.
– Подними голову – шепнул зельевар асканке, вновь пропитывая ткань целебным эликсиром. Та послушалась, пусть и с некоторой заминкой – и мужчина повторил процедуру так нежно и аккуратно, как только смог. Всё-таки, глаза – это весьма чувствительная часть тела. Не хотелось бы причинить Совелу хоть какой-то дискомфорт.
– А теперь моргни пару раз.
Она вняла совету мужчины, но не сразу. Кажется, он всё-таки отвлёк её от ритуала… Над поляной замерцал какой-то символ, слабо-слабо, словно догорающий факел. Его силы не хватало, чтобы осветить поле боя как следует, но для зрения человека это было уже достаточным подспорьем. И Руфио увидел…
Да, янтуру знатно досталось. Даже в свете руны его кожа не отблёскивала, превратившись в почти сплошную чёрную корку с редкими алыми проплешинами. Волосы сгорели, оставив после себя лишь немного пепла, что уже успел развеяться, и искажённое гримасой ярости лицо напоминало какую-то странную маску, из редких разломов на которой сочилась темно поблёскивающая кровь. А рядом, совсем рядом, лежал их общий с Совелу друг. Кажется, он тоже пострадал. Сердце зельевара сжалось от одной этой мысли. Всё-таки он привязался к этому маленькому, но такому храброму зверьку… Кажется, хищник его видел. Но при новом источнике света он мог увидеть и их. И с этим надо было что-то делать.
Руфио наклонился, потянувшись за камнем получше только чтобы увидеть, что его возлюбленная занялась точно тем же. Всё-таки приятно, что они мыслят столь схоже. В таком случае, пусть первый бросок будет за ней. А он между тем позаботится о защите. Потянувшись в карман, зельевар вытащил оттуда коробочку с порошком, откинул пальцами задвижку. Смесь… Пожалуй, он был наивен, когда считал, что та им поможет. Янтур мог наслать на них видения совсем другого рода. Не свою собственную иллюзию, не мнимую атаку других хищников, не призрачного и обманного союзника. Просто заставить их видеть местность чуть иначе. Одного этого могло бы хватить, чтобы убить их. Но, раз средство есть, значит надо им пользоваться.
Пригоршня золотистого порошка взмыла в воздух, на секунду повисла – и начала плавно расплываться небольшим облачком, грациозно опускаясь вниз. Крошечные золотые частички парили в воздухе, кружились, чуть мерцали… И неумолимо притягивались к ним с Совелу, прилипая к одежде. Облако постепенно принимая форму почти идеального кольца, создавая почти видимый барьер против наваждений янтура… И уже начинал доказывать свою эффективность. Зельевар бросил взгляд на асканку, и заметил, что крошечные золотые пылинки словно зависли над жуткой дырой в груди его возлюбленной, не желая опускаться ниже, в сплошную кашу из костей и мяса. Воздух вокруг них дрожал, чуть густел, словно стремясь обрести форму…. Впрочем, частички смеси и так её уже достаточно неплохо обрисовывали.

В своей практике у зельевара не было так уж много возможностей сказать – вот он, случай, когда моё ремесло спасло мне жизнь. И хотя не следовало зарекаться раньше времени, сейчас, похоже, был как раз тот самый случай. Изобретённый им состав пусть и оказался несколько нестабилен, но помог нанести сокрушительный удар, такой, от которого янтур и без того навряд ли бы оправился. Целебное зелье избавило их от негативных последствий вспышки столь же яркой, что и Золотое солнце, а золотая пыль смеси Пармиса помогла им понять, что реально, а что нет. Без всего этого добра они всё ещё могли справиться… Но это было бы куда более сложно.
Он поймал взгляд асканки, всё такой же бледный и безэмоциональный, как раньше – сложно улыбаться, когда вместо половины твоего лица сплошная кровавая маска. Впрочем, то была лишь иллюзия, и магический порошок прекрасно то доказывал. Интересно, каким он представляется ей? Какой морок наслал гоблин на Совелу? После боя он обязательно спросит её об этом. Но сейчас им нужно победить. Возлюбленная Руфио метала камни с завидной точностью, пользуясь вновь обретённым зрением. Один из снарядов угодил хищнику в плечо, и дикий вой боли раздался в ночной тьме, едва разбавленной светом мистической руны. В этом полумраке невозможно было разглядеть деталей, не обладая кошачьим или асканским зрением, но мужчина прекрасно представлял картину. Представлял, как камни с силой врезаются в тело янтура, проламывая корку спёкшейся шерсти и кожи, причиняя невыносимую боль, заставляя сочиться кровь и сукровицу из образовавшихся щелей… Жуткая, ужасная смерть. Одной мысли о ней хватало, чтобы ощутить подступающую тошноту. Заслуживал ли хищник такой участи? Впрочем… Они сражались за свою жизнь. Ещё после первой бутыли смеси гоблин мог отступить. Но он остался драться – и, кто знает, какую смерть этот каннибал уготовил бы им? С этой мыслью Руфио схватил с земли очередной кусок камня и отправил его в полёт. Мимо. Но вот уже следующий снаряд попал.
Останки стены да разбросанные по полю валуны предоставляли им прекрасную позицию для обороны. И без того раненый янтур не без труда пробирался через это поле обломков, пока мужчина и его спутница обрушивали на него каменный град. Но всё же, несмотря на боль, несмотря на раны, хищник был весьма проворен. И сообразителен: слишком поздно зельевар понял, что невысокая стенка, что предоставляла им защиту, теперь скрывала самого гоблина, не позволяя поразить его. Лишь по звукам можно было догадаться, что хищная тварь где-то там, среди камней… Правда, подходить поближе было бы самоубийством. Оставалось лишь ждать и надеяться, что раненому янтуру такой барьер будет не по силам.
Он смог. С трудом, зацепив нижними лапами край и без того осыпающейся стены, безо всякого намёка на грацию, зверь перемахнул через преграду, вдруг оказавшись как-то совсем близко. Повисшая в воздухе пыль тут же отреагировала на появление нового существа, притягиваясь к нему, покрывая почти угольно-чёрную кровоточащую корку лёгким золотым налётом. Времени на раздумья не было от слова «совсем», и стоило воспользоваться хотя бы тем, что после своего чуть неудачного прыжка гоблин замешкался на краткое мгновение, на долю секунды, прежде чем ринуться в атаку. Этого Руфио было более чем достаточно. В его голове ещё жило предупреждение Совелу о ловкости и силе гоблина, об опасности, которую тот представляет собой в ближнем бою… Но как будто бы у них был выбор. Раз уж драка неизбежна – то стоит нанести первый удар. Это правило зельевар понял ещё в далёком детстве и за теми или иными вариациями успешно применял в жизни. Два движения слились в одно, когда мужчина рванулся к янтуру, выдёргивая на ходу из ножен на поясе кинжал. Толкнуть плечом, нарушая равновесие, да полоснуть по горлу – не ахти какая тактика, но и бойцом Руфио был не слишком опытным.

[dice=3872-9680-1936-1936-7744-5808-6:6:0:Атака янтура: 1-10 - Руфио промахивается и янтур успешно наносит контратаку. 11-20 - атака неудачна, но и янтур промахивается, 21-30 - атака частично успешна, однако гоблин всё же зацепил Руфио в ответ 31-36 - атака полностью успешна
]

[dice=1936-7744-1936-1936-5808-7744-6:6:0:]

Оправившись от оцепенения, зельевар кое-как поднялся на ноги. Янтур плясал перед ним, охваченный пламенем, пытался сбежать – но всё новые и новые очаги огня появлялись на руинах старого дома, словно отрезая хищнику путь к отступлению. Яркие алые с жёлтым огненные языки теперь прекрасно освещали разрушенную деревню – но вместе с этим били в глаза, ослепляли, скрывали мир за сплошной пылающей пеленой. Поднимаясь на ноги, Руфио вдруг осознал, что огонь ширится, но это создаёт препятствие не только для хищника: пятнышко за пятнышком, пожар ширился, образуя почти полумесяц, отрезая от асканки и гоблина, и мужчину. Ещё чуть-чуть – и будет поздно. Зельевар рванулся вперёд, отыскивая пробелы в огненной стене, кашляя и задыхаясь – от жара, от гари, от ещё свежего ощущения смыкающихся пальцев на своём горле. Сквозь завесу огня он видел, что Совелу и не собирается останавливаться на достигнутом: чертила в воздухе, что-то напевала, даже перекрывая тот гул и треск, что шёл от раскалённых камней и тлеющей земли, и в глазах её мерцали отблески огня. Мужчина только и смог, что застонать. Что она творит! Он мало что понимает в шаманизме, это факт. Но кое-что он уже успел узнать. Например, то, что призыв мощных сил требует или большого умения, или подходящих условий… Или жертвы. Большой жертвы. Свежо ещё было воспоминание о том, как эта мудрая, но вместе с тем такая глупая женщина почти отдала двадцать лет своей жизни ради его спасения. И сейчас не было Тайгетты, не было заклинания, сотканного полубезумным богом, энергию от рассеивания которого можно было использовать для того, чтобы погасить этот долг.
Мысль, подобно вспышке света, промелькнула в голове Руфио. Она звучала безумно, совершенно по-дурацки… И вместе с тем, насколько подсказывали его скромные знания о шаманизме, - правильно. Главное – чтобы это не вышло боком.
Легко махнул кинжал, рассекая кожу и тонкий слой мышц на внешней стороне руки, на ладонь выше запястья, чуть не доходя до кости. Трудно решиться себя ранить. Это не больно, но всегда сложно. Конечно, он мог просто обхватить лезвие ладонью, но, не будучи шаманом, мужчина очень сомневался, что его раны затянуться столь же быстро, как и у Совелу. В данном случае, пара капелек крови упала в пламя – прямо перед тем, как порез покрылся коркой спёкшейся от жара крови. Делал ли он всё правильно? Обрекал ли себя на страдания? Или творил глупость, результатов которой не будет в принципе?
– Та плата, что обещана тебе ей – прими её от меня – прошептал мужчина – и ринулся дальше, не желая уподобиться янтуру. Конечно, асканка обращалась к духам на каком-то древнем и непонятном языке. Лишь самые сильные духи могли понимать чужаков – такие, как сатори или дарэх. Но, если то, что он увидел, когда Тайгетта рвала связи, высасывающие силы из асканки, хоть как-то олицетворяет действительность – то дело в первую очередь не в словах, но в ритуале и в концентрации. Что ж… Образ Совелу он представлял себе достаточно чётко. Равно как и чувство опеки и заботы.
Огонь взревел, с гулом поднявшись ввысь, к ночному небу. Было ли то дело рук мужчины или его возлюбленной? Кто знает. Уже чувствуя спиной дикий жар, зельевар кинулся вперёд, увидев упавшую на колени асканку. Лучшее, что он мог сейчас сделать – это упасть рядом и прижаться, выжидая, пока утихнет бушующая стихия… И пока замолкнет тонко визжащий гоблин.
Секунды тянулись как часы. После чудовищной вспышки пламя потихоньку начинало опадать, а мужчина, ощущая странную пустоту внутри, ожидал последствий. Какую плату духу обещала Совелу? Была ли принята его жертва? Если всё так, как он боялся, и дух его услышал… Десять, даже пять лет жизни – это совсем разное для человека и для асканки. Он ощутит на себе удар, пьющий силы, причём сполна. Конечно, Руфио совершил свой поступок почти без колебаний, и ничуть о нём не жалел… Но всё равно было страшно.

Первыми замолкли вопли и визги янтура – ну или по крайней мере, утихли настолько, что были более не в состоянии пробиться через рёв бушующего пламени, что вернулось в это место и в это время, готовое, как и сотни лет назад, пожирать и уничтожать всё на своём пути. Правда, в давно уничтоженной деревне топлива для него нашлось не слишком много: пожухлая трава, опавшие преющие листья, да парочка облетевших кустов. Конечно, к категории топлива для костра в какой-то степени можно было отнести и самого гоблина… Но это было бы как минимум неправильно. Руфио не испытывал никакого удовольствия от того, что они сейчас проделывали с асканкой: какой бы опасной тварью не был янтур, каким бы жестоким он не был – обрекать его на такие мучения всё же не слишком хотелось. Но… Убей или будь убитым. Сейчас вопрос иначе и не стоял. И кто виноват, что это – единственный для них способ победить?
Какие бы силы не подпитывали призванное пламя, даже они не могли заставить гореть землю и камни долгое время. Потихоньку стал утихать гул раскалённого воздуха, отступил прочь невыносимый жар. Зельевар чуть приподнялся, оглядываясь, ощутил движение под боком – и с неподдельной радостью и нежностью посмотрел на свою возлюбленную. Похоже, янтур мёртв. Или умирает: так или иначе, насланное им наваждение больше не скрывало прекрасное личико Совелу за своей ужасной и отталкивающей маской. Почувствовав его взгляд, женщина обернулась – и в её лице Руфио увидел абсолютно те же эмоции. Радость, нежность, и любовь… Но лишь на мгновение. Потому что уже в следующий миг на лице асканки расцвели гнев и ужас, смешанные примерно в одинаковой пропорции.
Он лишь растерянно заморгал, услышав ругань своей возлюбленной. Как? Почему? Что случилось? Нет, зельевар, конечно, догадывался в чём дело… Но это предположение не имело никакого смысла! Как она поняла, откуда узнала? Царапина на руке выглядела почти случайной, да и не на неё обратила внимание женщина в первую очередь. Словно ответ был у Руфио на лице, и не нужно было слов, чтобы его увидеть и понять.
Он всё ещё пребывал в растерянности, когда Совелу, не прекращая ругаться, схватила его руку своей, а вторую положила на голову. Только сейчас мужчина начал понимать, что сделал что-то неправильно. Причём настолько неправильно, что последствия могли быть катастрофическими – иначе как объяснить реакцию асканки? Будь у зельевара хвост, он бы сейчас его виновато поджал. Но хвоста не было, а была необходимость что—то отвечать. Похоже, от этого зависело слишком многое. Он уже было раскрыл рот…
И тут мир вокруг начал неуловимо изменяться. Исчезла Совелу, исчезли обломки камней, трава, пробившаяся меж них. Всё вокруг плыло, менялось, обретало новый вид – вид деревни, какой она была до разорения… Или, быть точным – в этот момент.
Руфио потрясённо оглядывался. Вокруг шла битва, но его никто не видел, словно мужчины не существовало и в помине. Мимо него просвистела стрела – и, судя по крику сзади, нашла свою цель. Но это было не главным. Главным был огонь. Жуткий, всепожирающий, он плясал на крышах домов, заполнял собой улицы, обращал деревню в одну гигантскую жаровню. Дерево и солома прогорали, оставляли после себя лишь пепел – но лишь для того, чтобы вновь обрести прежний облик, питая ненасытное пламя. И раненые падали, истекали кровью, умирали… А потом вставали вновь и сражались дальше.
Он опустился обратно на колени, закрыв глаза и заслонив уши руками. Но это не помогало. Он был пойман здесь, в этом отрезке прошлого, был вынужден пересматривать его вновь и вновь. Сколько это будет длиться? Кто знает…
Вдруг сквозь плотно сомкнутые веки начал пробиваться слабый свет. Белый, с лёгким голубоватым отливом, он ничуть не походил на красноватое зарево пожара. Зельевар не сразу открыл глаза, но, сделав это, с удивлением обнаружил, что светится подарок русалки – необычный цветок, что до сих пор не мог увять. Теперь он источал ровное голубоватое свечение… И пах. Лёгкий цветочный аромат почему-то перебивал и запах свежей крови, и вонь пожарища. Свет, цвет, и звук… Неуловимая мелодия, словно та русалка вновь играла на флейте из тростника для него, для его души, прокладывая дорогу, указывая путь. Оставалось лишь почувствовать его, согласиться по нему идти. Но как? Ведь он не был шаманом. А то, что он пытался сделать, исходя из своих скудных знаний, пока что обернулось лишь ошибкой. Огромной ошибкой. Но, если он попробует сосредоточиться на этих звуках… Хуже уже точно не станет, верно? Руфио вгляделся в сияющий цветок, попытался изгнать все лишние мысли из головы, потянуться мысленно, через него, к тому миру, который он знал. К той, которая его любила… И шум битвы умолк.

Большого труда стоило разомкнуть веки, что вдруг стали какими-то горячими и тяжёлыми. Зельевар медленно приходил в себя, но чувствовал себя откровенно паршиво. Небо давно посерело, и там, со стороны далёкого моря, скоро должно было подняться солнце. Камни усеивала частая роса, в воздухе висела дымка. А ещё было холодно. Ужасно холодно. Пожалуй, они с Совелу не замёрзли только потому, что камни вокруг них ещё помнили тепло пожара.
Пожара… Руфио не без труда поднялся на ноги и качнулся. В голове гудело, мир плыл из стороны в сторону – и то пламя, что чуть не стало его кончиной, казалось, теперь жило внутри него. И чувство это было не из самых приятных. Но… Глупости. Главное убедиться в том, что асканка жива. Не хватало только, чтобы ещё она пострадала из-за его, как она совершенно правильно сказала, идиотизма.
Долго искать её не пришлось: Совелу лежала рядом, без движения, и лишь мерно поднимающаяся и опускающаяся грудь не давала предположить, что она мертва. Борясь с головокружением, зельевар опустился рядом и приложил ухо к груди. Сквозь одежду и гул в голове услышать удалось далеко не сразу – но вскоре до слуха мужчины донёсся медленный, но сильный стук. Жива и даже здорова, ничуть не пострадала… Всего лишь без сознания. Это не могло не вызвать облегчения. Раз так, то нужно заняться другим вопросом. В порядке расстановки приоритетов…
Даже стоять было трудно – не говоря уже о том, чтобы идти. Это было плохо. Опасно. Почему опасно…? Руфио напряг мозг, что совершенно не желал функционировать, снедаемый лихорадкой. У него не так много времени, пока болезнь не свалит его и не заставит бредит. Нужно действовать, и срочно. Почему нельзя падать? Потому что может разбиться и вспыхнуть. Что может? А, точно. Смесь!
Он вытащил из кармана обёрнутый тканью флакон. Бросить бы его куда подальше… Сейчас смесь была слишком опасной. Но метатель из зельевара сейчас был аховый, так что он просто прислонил бутылочку к валуну. И, пошатываясь и оступаясь, направился туда, где в последний раз видел янтура.
Гоблин был там. Обгорелый, казавшийся сплошным куском древесного угля, он просто не мог быть жив. Но он жил. На его сгоревшей коже выпала утренняя роса, смешиваясь с бледной сукровицей, что едва сочилась из трещин, заставляя тело чуть-подёргиваться и едва слышно хрипеть. Вот уж точно – жертва пламени… Не то, что Руфио. Жалкий позер. Одна мысль об этом почему-то казалась смешной.
Но, смешно или нет, с этим надо заканчивать. Каким бы мерзким отродьем не был янтур, его мучения следовало закончить. Мужчина опустился на колени рядом с ним, едва не упав, достал кинжал… Наверное, было бы уместно что-то сказать. Но какой смысл? Вряд ли гоблин его услышит.
– Ты почти победил… По крайней мере, меня. Но теперь тебе конец.
Пришлось навалиться всем своим весом на кинжал, чтобы перерезать хищнику горло. Настолько крепкие мышцы? Или настолько он ослаб? Скорее всего, и то, и другое. Не в силах даже вытащить клинок из раны, зельевар откинулся назад, пытаясь перебороть тошноту и головокружение. С этим делом покончено. Теперь… Теперь Тис. Кажется, ему тоже пришлось несладко.
Вновь подняться на ноги оказалось почти невозможным делом. В первый раз Руфио в этом не преуспел, поддавшись непреодолимой силы позыву, что заставил его желудок скрутиться в тугой узел. Но так как в прошлый вечер они с Совелу обошлись почти без ужина, удалось сплюнуть лишь немного чего-то жгучего и едкого. После этого стало как будто бы легче, и зельевар даже успел сделать шагов пять по направлению к упавшему булыжнику, прежде чем ноги отказались его держать, а мысли стали проваливаться в зыбкую, мягкую черноту.

Болезнь и не думала отступать, и Руфио легче не становилось. Он всё также кружился в сплошном тёмном водовороте забытья, не в состоянии всплыть наверх, к солнцу и свету реального мира. Чем была вызвана эта странная, внезапная лихорадка? Был ли то прощальный «подарок» духа, из плена которого он чудом вырвался, или мужчина умудрился заболеть ещё раньше? Или схватила ли его болезнь этой ночью, холодной и почти зимней? Всё может быть. Впрочем, какая разница, если это всё ещё было болезнью тела, а не души? Недуг то наступал, заставляя и без того истощённый организм бросать все свои силы на отчаянную борьбу – в такие моменты температура у Руфио поднималась, на его чуть осунувшемся лице выступал пот, его дыхание учащалось; то, после очередного безуспешного штурма, отступал, оставляя свою обессиленную жертву лежать пластом и редко дышать, даруя ту передышку, в которой она так нуждалась.
Для лихорадки зельевар оказался нелёгким противником. Годы странствий и занятий своим любимым делом закалили организм мужчины, дали ему крепкий щит против большинства болезней, который давал слабину достаточно редко – и лишь сейчас, в момент слабости, болезнь смогла нанести свой предательский удар. Что уж там говорить: даже в Аренине, мучительно стараясь найти лекарство и пребывая в обществе таких же почти смертников, Руфио так и не заразился чумой. А возможностей к тому было предостаточно. Однако, после своей неожиданной атаки, она смогла укрепиться в теле достаточно серьёзно, и теперь битва шла почти на равных. Жизнь Руфио оставалась в серьёзной опасности, и лишь от ухода Совелу зависело, выкарабкается он из этой беды или нет.

В какой-то момент чернота начала расступаться, неохотно, вяло выпуская свою жертву из крепких и вязких объятий. Болезнь казалась болотом, трясиной, которая засасывала всё глубже и глубже, в свои недра, из которых не было выхода. Оставалось лишь бороться – отчаянно, отважно, до последнего. Но это было так трудно… Почти невозможно.
Небо. Серое, словно потускневшее золото, словно расплавленный свинец. Оно было так высоко – и вместе с тем так низко, давило на грудь, на голову, словно он был мифическим великаном, что пытался держать эту небесную твердь – и оказался ей придавлен. К нему вверх взмывали ярко-жёлтые искорки, лёгкие и невесомые, такие крошечные… Но, казалось, они в состоянии бросить вызов этой тяжёлой массе – и победить. Увы, всё, что мог сейчас сделать Руфио – это пожелать им удачи. Потому что сам он точно не в состоянии сдвинуть ту массу, что притягивала его к земле…
В голове билась какая-то мысль, и, приложив определённые усилия, зельевар всё же смог её поймать. Что-то неправильно. Что-то не так, как ему кажется. Янтур? Коварный гоблин, который насылает на своих жертв мороки, будит в них самые глубокие страхи – или заставляет расслабиться, создав иллюзию безопасности. Иллюзию… Нет, он мёртв. Он сгорел и истёк кровью. Руфио сам воткнул ему в горло кинжал. А что тогда не так?
Он запутался и решил вернуться на шаг назад. Вонзил в горло кинжал. А что затем? Затем чернота… Да, чернота. У него жар. Он бредит. И, судя по тому, что он способен это признать, сейчас наступил миг просветления. Надолго он вряд ли не затянется: зельевар явно чувствовал, как в его мозгу сгущаются тучи, подобные тем, что заслонили собой небо. Но, пока он может – надо действовать. Иначе он потом может и не проснуться.
Мужчина попытался приподняться. Тщетно: тело почти не слушалось его, словно обёрнутое в мягкое, но тяжёлое одеяло. Словно в кокон мотылька… Но ему показалось, или рядом что-то двинулось? Нет, не показалось: миг – и над ним нависло лицо Совелу, чуть измождённое, но всё ещё прекрасное. Настолько прекрасное, что Руфио не смог сдержать тёплой улыбки, завидев его.
– А, С-Совелу… Прости. Я дурак. И я плох. Очень… В рюкзаке должны быть травы. Найди их. И перегонный куб. И рифера… Нет…
Прошлое путалось перед его глазами, накладывалось друг на друга, теряло очертание. Вот, он покидает племя тарлисов, с улыбкой на устах благодарит одну из них – а в рюкзаке его травы из Мари’йиха, обменянные на… Нет, это было раньше, гораздо раньше. Чужой рюкзак, чужой нож – тех, кого больше нет. Тоже травы, но немного. Порошок, унимающий боль, еда, пустые сяклянки… Какие-то зелья. Было это тогда, или было раньше? Или не было никогда. Зелья, смеси, составы… То, чем он зарабатывал на жизнь ещё недавно… Целую вечность назад.