Его худшие опасения сбылись. Втайне зельевар надеялся, что в овраг скатилась асканка, преследуемая по пятам нежитью: тогда бы он знал наверняка, что с ней всё в порядке. Пока что. Да и к тому же, втроём они бы справились куда лучше. Но, увы. Перед мужчиной виднелась мрачная, низкая фигура, и даже серебристый свет луны не мог скрыть тёмный окрас клубов странного тумана, что окутывал её. Руфио стиснул зубы и приготовился нанести удар. Магия или нет, но огонь для нежити просто обязан быть губительным. Хоть немного времени он этим протянет, а там и Совелу их догонит… Хотелось бы надеяться, что догонит. Скорее всего, эта тварь почуяла опасность для своего логова, и, игнорируя асканку, во весь опор помчалась спасать свой дом. Но могло быть справедливым и другое предположение, которое мужчина всеми силами стремился оттолкнуть на задворки сознания, выкинуть из головы, забыть… Но одна и та же мысль настойчиво лезла в голову: раз нежить здесь, то Совелу не справилась. А это значит, что, скорее всего, она сейчас лежит в лесу, с животом, распоротым длинными, хрупкими на вид, но необычайно острыми. Уже мёртвая или умирающая в этот момент.
Даже если так… Нужно было бороться. Они с Тисом наверняка ничего ещё не знают, и опускать руки уж точно не время. С тем же успехом можно было любезно подставить призрачной твари шею. Вот уж точно нет. Нежить не слишком стремилась сокращать дистанцию, а атаковать первым было глупо. Зельевар настороженно выжидал, готовый к любой атаке… Но если мозг его противника и истлел за все эти долгие годы, то хитрость с коварством точно остались. Вместо того, чтобы броситься на мужчину, тёмное отродье… Заплакало.
Руфио вздрогнул от неожиданности… И не только от неё. Умом он понимал, что тварь перед ним уже давно мертва и единственное, чем они могут ей помочь – так это упокоить её навечно, отправив мятущуюся душу в Светлую Обитель. Но её плач почему-то мутил рассудок, сковывал движения, подчинял себе. Тогда, во время их схватки с янтуром, хищный гоблин наводил на всю их троицу мороки, стремился напугать и запутать, но они были готовы к такому. А сейчас зельевар совершенно не ожидал того, что нежить попытается подчинить его волю. Он ещё пытался как-то сопротивляться, пытался удерживать контроль над своим разумом и телом, когда кисти рук разжались, выпуская из рук палку с алым, раскалённым угольком на конце. Эти рыдания отзывались эхом в душе мужчины, пробуждали те воспоминания, которые он так давно пытался забыть – но, что было куда больнее, пропускали их через призму чувств, стократно усиливая. Уход Тайгетты… Она жива, но им более никогда не суждено увидеться. Гибель Эрумэ, глупая и совершенно неожиданная. Его друзья и товарищи, с которыми они пытались хоть как-то перебороть чуму в уже давно павшем под её натиском Аренине. Его родители… Навряд ли они живы сейчас. Столько лет прошло. Но он никогда этого не узнает: живы или нет, а если нет, то когда их настигла кончина. Все эти погибшие, все его друзья и знакомые…. Их не вернуть. И это во многом, его, Руфио, вина. Если бы он работал старательнее… Если бы не отвернулся в последний миг… Если…
Зашипел Тис, на которого упала обугленная ветка, коснувшись раскалённым угольком густой шерсти. Как назло, на неё налипла паутина, что лайсар собирал, стремясь хоть как-то разжечь под лодкой костёр – и, если мокрая шерсть навряд ли бы загорелась от секундного касания, паутине этого вполне хватило. Охотник закрутился на месте, вскрикнул и принялся сбивать с себя пламя – и в этот момент плач оборвался, рассеивая наваждение, а нежить метнулась прямо на дезориентированного Тиса.
Признаться, Руфио так и не понял, что произошло. Ему казалось, что их друга уже ничто не спасёт: охваченный пламенем и от того изрядно перепуганный, лайсар совершенно не обращал внимания ни на что вокруг, а порождение тьмы не стеснялось пользоваться возникшим преимуществом. Зельевар не успел ничего сделать, всё ещё подверженный остаточным явлением гипноза, и мог лишь с бессилием наблюдать, как нежить готовится вонзить свои когти в тощую шею обитателя Вольных Лесов… Но, похоже, духи следили за бесстрашным охотником. Иначе как объяснить, что в самый последний момент, когда гибель казалась неизбежной, он смог нырнуть под брюхо прыгающей твари, да ещё и вонзить во что-то свои зубы?
Пошатываясь, мужчина встал на ноги, нашаривая своё единственное оружие. Где же Совелу? Вдвоём с Тисом они долго не продержатся. Неужели она и впрямь мертва? Нет… Не может того быть. Уже угасающий уголёк вспыхнул с новой силой, когда ветка со свистом рассекла воздух. Один раз Тиса чудо уже спасло, но лучше всё-таки ему помочь.

[dice=19360-1:10:0:Удар по нежити. 1-4 - мимо, 5-7 попадание, нежить теперь заинтересована в зельеваре, 8-10 попадание, недолгое ошеломление нежити]

Кажется, удача, наконец, улыбнулась им. Едва нежит отшатнулась в сторону, оставив Тиса вне опасности, зельевар нанёс свой удар – и, по счастливой случайности, горящий алым раскалённый уголёк вошёл в тёмную дымку куда-то, где обычно у людей находятся глаза. Можно было сколько угодно рассуждать, что это нежить, что она не пользуется обычными органами чувств, что её направляет магическое чутьё… Но, похоже, какая-то связь со своей оболочкой у неё имелась. Тварь что-то прохрипела и рухнула на землю, разрывая когтями прелые листья, отчаянно пытаясь прийти в себя. Человек и лайсар на некоторое время перестали её волновать, и этой передышкой надо было непременно воспользоваться: или для того, чтобы попытаться поджечь перевёрнутую лодку, или чтобы добить нежить окончательно. Не то чтобы у них была такая возможность… Руфио бросил взгляд на Тиса, что уже почти пришёл в себя, желая удостовериться, что с ним всё в порядке. Нормально. Пара ожогов, наверное, быть может, царапина-другая от нежити – ничего такого, что нельзя будет залечить потом. Значит, остаётся только одно. Мужчина сильно подул на уже гаснущий уголёк и ткнул им в кучу сухого мха и паутины, собранной лайсаром. Оттуда мгновенно начал подниматься лёгкий сизый дымок. Одной задачей меньше. Зельевар обламывал гибкие, непослушные ветви кустов и кидал их на рождающийся огонь, в надежде на то, что пламя всё-таки оживёт, а не погаснет в тот же миг: всё-таки, ветви были местами мокрые, местами обледеневшими. Урц да даже если огонь загорится, с лодкой будет не так просто… Позади заворочалась нежить, уже почти оправившаяся от внезапного удара, когда сверху раздался крик асканки.
Руфио облегчённо выдохнул, ощущая, как в груди зарождается животворное тепло, как чуть отпускают ледяные когти. Жива. Всё-таки, жива. Быть может, ранена, но может, и нет. Всё будет хорошо, они справятся с тёмной тварью и больше ничто не омрачит их жизнь. Мужчина пригнулся, когда рядом с ним просвистело в воздухе что-то тускло светящееся во тьме и неимоверно горячее, и уже в следующий миг рванулся в сторону от логова нежити.
Хотя, стоп. Куда он бежит? С некоторым запозданием до зельевара дошло, что Совелу бросила один из их огненных артефактов, что представлял собой попросту вечно горячий кусок металла. Попади он в лодку – и через некоторое время гнилое дерево бы запылало, но, увы, железка пролетела мимо, скрывшись в ближайших кустах. Прежде чем бежать отсюда, это недоразумение следовало исправить.
– Давай беги, я справлюсь!
Убедившись, что Тис его услышал, Руфио метнулся в кусты. Артефакт нашёлся почти сразу: источающий волны жара и пускающий тонкие сизые струйки дыма от контакта с тонкой веточкой, он призывно поблёскивал в ночных лучах. Без сундучка, в которых такие вещи хранились, брать его голыми руками представлялось задачей невозможной. Ну что ж, зато у них освободится ещё один ларчик… Зельевар пнул раскалённый металл в сторону лодки. Глухой звук подтвердил успех затеи. Всё. Теперь нужно было сматываться… И что-то делать с сопящей совсем рядом нежитью, что явно уже пришла в себя.
[dice=60016-1:100:0:На следующий пост. 1-34 - придавило обломком, 35-66 - получил ожоги, 67-110 - цел]

Уходить? Куда? Забота Совелу была и понятна, и уместна, но у Руфио имелись определённые вопросы касательно выполнимости её советов. Но поспорить на эту тему у них будет время потом, когда они разберутся с нежитью и смогут вернуться в тепло и уют дома, вздрагивая от воспоминаний о ночном происшествии. А сейчас имелась ночь, очень слабый свет луны и звёзд, и очень недружелюбно настроенная нежить в паре футов от него. Зельевар медленно попятился, готовый отпрыгнуть в сторону в ответ на любое движение тёмной твари – и тут мимо него вихрем пронеслась асканка, что решила встать на защиту своего возлюбленного. Спровоцированная резкими движениями, нежить бросилась в атаку… Не на него. На Совелу. Впрочем, та была готова к такому повороту событий и без проблем смогла уклониться от удара. И, судя по полному боли вою мёртвого отродья, ударить в ответ, причём ударить весьма метко. Асканка атаковала, чтобы отвлечь нежить от него, чтобы дать мужчине время уйти… Но каким был план дальше? На месте гнилой лодки, весело потрескивая, потихоньку разгоралось весёлое пламя, и струйки серебристого дыма взмывали ввысь, к звёздам. Им с Тисом удалось её зажечь. Но зачем они это делали? Совелу не нужно было света, чтобы сражаться: асканские глаза прекрасно видят и в темноте. У них не было серебра, и из средств борьбы оставался лишь огонь… Которым его возлюбленная не сможет воспользоваться. Руфио очень сомневался, что Совелу сможет одновременно и отмахиваться кинжалами, и взывать к духам стихий – или как там это у них делается? Неважно. Суть в том, что ему, скорее всего, придётся в какой-то момент отвлечь на себя внимание нежити вновь. А значит, что бы там не говорила асканка, далеко уходить не следует: нужно лишь взять оружие и ждать своего черёда. Зельевар схватил многострадальную обугленную палку и прошмыгнул меж сражающихся к жаркому пламени, с размаху воткнув в огненный зев ветвь ольхи. Очень скоро огонь вновь заплясал по сухой коре, и мужчина вновь метнулся к кустам, достаточно отдалённым, чтобы не привлекать к себе внимания, и в то же время достаточно близким, чтобы вмешаться в схватку, как только того потребуют обстоятельства.
А Совелу не теряла времени даром. Нежить шипела на наглую женщину, та, не особо теряясь, шипела в ответ… И атаковала, давила, не прекращала натиска, оттесняя тёмную тварь куда-то в сторону норы в склоне оврага. Глядя на это, приходилось волей-неволей поверить: асканская сталь, пусть и не до конца, но способна заменить серебро. Иначе как ещё объяснить тот факт, что нежить хоть и пыталась огрызаться, но всё же постепенно отступала, не в силах противостоять беловолосой фурии?
Но вдруг возникла заминка. Кажется, асканка смогла загнать мертвечину в угол и теперь не могла понять, что же ей делать дальше. Похоже, этой проблемы она не предвидела… В отличие от зельевара, что тут же поспешил на помощь. Но не успел: словно две серебристые молнии, кинжалы со свистом прорезали воздух, и тишину ночи разорвал очередной злобный, полный боли вой. А Совелу не медлила: даже не заметив человека, она стремительно пробиралась к лодке, рискованно повернувшись к нежити спиной. К нежити, что в любой момент могла прийти в себя после болезненного, но отнюдь не смертельного ранения…
– Да кто ж тебя пустит, поганище ты гнилое?
С недовольным рыком тварь попятилась, когда прямо перед её мордой возникла охваченная пламенем ветка. Мужчина успешно продолжал дело своей возлюбленной, размахивая горящей палкой перед нежитью, притесняя её, не давая той времени прийти в себя. Главное – дать Совелу время. На мгновение Руфио скосил взгляд в сторону лодки, и увидел, что в воздухе перед женщиной уже дрожит руническая вязь. Давай, давай, пока я её тут держу…
– Твою мать!
К счастью, зельевар успел сначала услышать, а затем и увидеть, что прогнивший остов лодки поднялся со своего законного места и, подобно пылающей птице фениксу, устремился в полёт. Прямо на нежить… Ну и на него, раз уж стояли рядом. С проворством и грацией попавшегося врасплох тюленя мужчина рванулся в сторону, в последний момент прыгая прямо в куст… Куст шиповника. Впрочем, когда позади огненная смерть, кому есть дело до таких подробностей?
Пылающий снаряд с грохотом рухнул на землю за спиной человека, обдав того целым ворохом жарких искр. С шипением и руганью Руфио повернулся лицом к опасности – как раз вовремя, чтобы увидеть, как покорный воле Совелу огонь вспыхнул с новой силой, взвиваясь к небесам, опаляя волной невыносимого жара. Упади он чуть ближе – и, наверное, без ожогов бы не обошлось. А не успей он сбежать… Зельевара пробила дрожь от одной такой мысли. Огонь слепил глаза привыкшей к темноте асканки, мешая ей заметить мужчину, что из-за своей безрассудности оказался едва ли не в самом эпицентре удара. Вряд ли бы она его увидела перед тем, как дать волю пламени.
– Гнилая, костебрюхая курва, Тракков плевок…
Ругань никогда не подводила. Быть может, он и постарел, но этот способ дать накопившемуся напряжению выход всё также действовал безотказно, переводя страх в злобу, а злобу в сотрясание воздуха. Не прекращая ругаться и шипеть от боли в ушибленных конечностях и расцарапанном ветками шиповника лице, Руфио вылез из куста, стараясь держаться подальше от всё ещё весьма жаркого пламени. Миг – и он встретился взглядом с явно шокированной асканкой. И впрямь, не увидела… Впрочем, это сугубо его вина. Полез куда не звали.
– Надеюсь, твои чудо-кинжалы переживут это пламя…. И что эта тварь как раз наоборот, не переживёт.

К величайшему удивлению мужчины, шок на лице асканки очень быстро сменился гневом, а вслед за этим последовала и встречная ругань. Поначалу Руфио был уверен, что Совелу приняла все его нехорошие выражения на свой счёт, но это заблуждение оказалось очень быстро развеяно, когда она рванулась к зельевару, не прекращая своей ругани и крепко ухватила его за одежду на груди. В её речи, обильно сдобренной ругательствами, то и дело проскакивали обвинения в глупости, доходящей до идиотизма, в нежелании хоть немного беречь себя, в том, что он не желает её слушать и многих других грехах помельче.
Удивление в душе человека прошло очень быстро, и сменилось искренним, глубоким возмущением. Какого Урца, в конце концов? Он рисковал жизнью, чуть не изжарился – пусть и из-за собственной безрассудности – и всё, что он получил взамен, это ругань и обвинения во всех возможных прегрешениях? Да, тогда, на руинах деревни он поступил совершенно по-идиотски, поддавшись влиянию янтура, и это чуть не привело его к гибели. Но сейчас-то действия зельевара были вполне обоснованы и необходимы! Асканская сталь, быть может, и хороша, но навряд ли она могла бы удержать нежить на месте всё то время, что потребовалось Совелу для того, чтобы провести свой ритуал. Да эта тварь бы сто раз смотаться успела! Гнев пылал в сердце мужчины, и он ждал лишь удобного момента, чтобы облечь его в небольшую, но весьма разрушительную речь… Но асканка совершенно внезапно не то села, не то рухнула на землю, залившись рыданиями. Сквозь слёзы ещё звучала какая-то ругань, но она стремительно утихала, становясь совершенно неразличимой за всхлипами.
Гнев мужчины прошёл также быстро, как и появился, оставив после себя звенящую, пугающую пустоту. Уши ещё горели, кулаки непроизвольно сжимались… А в душе оставалась лишь растерянность, чуть смешанная с паникой. Такого поворот он точно не ожидал. Уже не хотелось возмущаться, кричать, пытаться доказать свою правоту, но оживало предательское желание оказаться где-то подальше. Чтобы не чувствовать этой ужасной беспомощности, чтобы не видеть, как его любимая женщина плачет по его же вине.
Было невероятно сложно заставить себя пошевелиться. Ещё сложнее – опуститься рядом, осторожно обнимая едва ли не свернувшуюся клубочком асканку за плечи, аккуратно поглаживая. Наверное, надо было сказать ещё что-то успокаивающее, но что? Руфио ощущал себя парализованным. Его память могла услужливо подкинуть случаи, когда его товарищи не выдерживали свалившихся на них тягот, впадая в истерику, погружаясь в пучину своих страхов. Тогда он умел их подбодрить… Но это было совсем другим, ничуть не похожим на это! Всем им приходилось тяжко, и каждый мог рассчитывать на поддержку друг друга. Это было, можно сказать, рабочим моментом. Но сейчас заливалась в рыданиях та, которую он любит. В памяти невольно ожил другой, куда более отдалённый момент: острова, детство, далёкий пляж, куда он убежал вопреки запрету родителей, шторм… Во время которого он преспокойно купался. Родители узнали тогда, куда он и зачем направился, и по возвращению Руфио застал свою мать в примерно таком же состоянии. И тогда, как и сейчас, его словно парализовало, а в душе боролись два желания. Гадкое и предательское – оказаться где-то подальше, и куда более правильное – что-то сделать, чтобы это прекратилось, как-нибудь её успокоить. Забавно… Неужели он так мало изменился с тех пор?
– Совелу… Ну не плачь, пожалуйста. Всё ведь хорошо. Я жив, невредим, нежити больше нет…
Сложно было заставить себя что-то говорить. Почему-то казалось, что какие бы слова не прозвучали – он будет неправ, и всё станет только хуже. Что единственным способом как-то помочь асканке будет убраться подальше и не отсвечивать. Но умом приходилось признать, что это не так. И действовать… Пусть и со страхом, делая каждый шаг вслепую.

Вопреки опасениям мужчины, асканка не оттолкнула его, не набросилась с очередными оскорблениями, не стала требовать, чтобы он немедля скрылся с её глаз. Стоило ей ощутить его руку на своём плече, как Совелу тут же прижалась к зельевару всем телом, не прекращая плакать, уткнувшись носом в его грудь. Растерянно, во многом машинально Руфио гладил плачущую женщину по волосам и спине, время от времени пытаясь сказать что-то утешающее или ободряюще, а в голове его тем временем царила форменная пустота. Чувствовал ли он себя виноватым в том, что подставил себя под удар? Нет. Но при этом не отпускало чувство вины за то, что он своими действиями так сильно напугал свою возлюбленную, заставив её расплакаться от пережитого страха за его дурацкую старую шкуру, позабыв про свою асканскую холодность и стойкость. В который раз он уже вот так подставлял себя под удар? Кажется, в третий. А сколько раз это было действительно нужно и оправданно? Лишь один. Тогда, когда они дрались с мотыльком. Ему, конечно, тогда здорово досталось, и от смерти его отделял достаточно тонкий волосок. Но Руфио был человеком – куда более стойким и выносливым, чем хрупкая асканка, и то, что для него оказалось тяжёлым испытанием, для Совелу наверняка бы оказалось смертным приговором.
Неужели он настолько глуп, что не может отделить опасность истинную от опасности мнимой? В любой момент зельевар был готов отдать свою жизнь за асканку, не моргнув и глазом. Но ведь умом он всегда понимал, что не следует бросаться на меч без нужды. Почти всегда есть способ обойтись без ненужного самопожертвования, или хотя бы сделать его не столь радикальным. Что же случилось с ним такого, что заставляло лезть на рожон, плевать смерти в лицо без нужды? В глубине души Руфио знал ответ на этот вопрос. Но сейчас, когда на его плече плакала, постепенно успокаиваясь, Совелу, размышлять на эту тему не слишком хотелось.
Потихоньку рыдания утихли, и из кустов показался порядком встревоженный Тис. Впрочем, ему хватило такта – или уважения перед шаманкой – чтобы не задавать лишних вопросов. В молчании они следовали за лесным охотником к их дому. В молчании совершили недолгие приготовлении ко сну. Поначалу зельевар не был уверен в том, стоит ли ему обнимать асканку, но она решила этот вопрос за мужчину, прижавшись к нему всем телом. Вздохнув, Руфио обнял женщину в ответ. Тревожные мысли не спешили покидать него голову, отгоняя прочь сон, но усталость в конце концов взяла своё, увлекая человека в мир снов.

Утро зельевар застал в одиночестве. Тис покинул своё уютное место на печи, отправившись на охоту, да и сразу бросалось в глаза отсутствие Совелу, что согревала человека всю ночь. Неужели он её настолько задел своим вчерашним поступком, что она не хотела проводить лишний час в обществе Руфио? Или просто спешила забрать свои кинжалы? Как ни хотелось верить во второй вариант, вкрадчивый голосок в душе нашёптывал совсем иное. Тяжело вздохнув, мужчина наскоро перекусил рыбой, и, прихватив с собой топор, отправился заниматься уже привычным делом: добычей дров. Благо, прошедший недавно его стараниями шторм, значительно упрощал это дело.
Звонкие удары топора разносились по округе, когда зельевар вновь находил подходящую ветку или обломок дерева. Куча хвороста росла очень быстро, а горка крупных дров – чуть медленнее. Монотонная работа чуть помогала отвлечься от мрачных мыслей, но всё же не могла их подавить до конца. В конце концов, Руфио с размаху вогнал топор в ствол поваленного бурей небольшого бука и забрался на близкую дюну. Усевшись на пучок жёсткой, холодной травы человек поплотнее замотался в тёплую шкуру и устремил свой взгляд в подёрнутую дымкой даль, словно стремясь заглянуть за горизонт.
Да, он действительно совершенно не берёг себя, стремясь защитить Совелу. И делал это во многом сознательно, подавляя собственную рациональность. Почему? Да уж точно не потому что хотел оставить горевать в одиночестве ту, которую любил. Скорее просто… Пытался её подготовить к тому, что он её покинет. И куда скорее, чем ей, долгоживущей асканке, покажется. Десять лет для неё пролетят как год, а он уже будет стар, дряхл и… Нет. Он постарается уйти чисто, чтобы Совелу запомнила его таким. Не слишком молодым, но и не руиной. Не к чему доставлять ей лишнюю боль. Так горе её раньше отпустит, и она оживёт вновь. Быть может, опять найдёт кого-то, кто сделает её счастливой, уже на закате её дней… Было не очень приятно думать об этом, но, с другой стороны, лучше уж так, чем остаток жизни в трауре. Он не искал смерти. Просто… Просто уже смирился с тем, что она неизбежна. И в любом случае для его возлюбленной это будет очень болезненным событием. Может, ему лучше просто уйти? Прямо сейчас? Нет… Это будет неправильно. Да и не сможет он. Слишком слаб, наверное.

Асканка подкралась совершенно бесшумно, словно дикий зверь, словно невесомое дыхание ветра. Или это он настолько ушёл в себя, что не услышал её прближения? Только что зельевар сидел в полном одиночестве, зябко кутаясь в меха и глядя вдаль, туда, где сливаются морская гладь и небесная синева, где вдали ждут их Совиные Когти – последнее пристанище для вечного странника, что нигде не мог найти свой дом и лишь под конец жизни обрёл любовь. И вот из неоткуда, из серости зимнего неба и холода прибрежного ветерка возникла сидящая рядом с ним женская фигура – тоже закутанная в шкуры, что скрывали всю лёгкость и хрупкость её тела. Интересно, будет ли путешествие на острова последним и для Совелу? Или она всё-таки решит для себя в какой-то момент вернуться… Куда-нибудь. Вряд ли на север, возможно на юг. Чтобы уже на заре жизни увидеть свой былой дом, убежище Ковена, например. Никогда он, Руфио, не понимал этот Ковен. Прогресс ценой сдерживания прогресса, элита которая знает, что лучше для всех… В истории мира было немало подобных организаций. И неизменно они терпели крах. Лучший путь помочь миру – это не вставать на его пути и лишь подталкивать в том или ином направлении в меру сил. Но, впрочем, чего уж теперь… Мир почти полностью умер. Умер и Ковен. И если когда-нибудь расам материка и суждено будет воспрянуть вновь, то произойдёт это точно без оглядки на планы Ковена и им подобных.
Поддувало. Ветер был не слишком сильным или колючим, но достаточно холодным для человека, что к тому же сидел на песке, отделённый от него лишь тонкой прослойкой ткани, меха и жёсткой, непослушной травы. Словно прочитав его мысли, асканка подвинулась ближе, и Руфио ответил на это движение, проникнув рукой под грубую накидку на спине Совелу и приобняв ту за плечи. Холодный воздух неприятно скользнул в образовавшуюся брешь, зябко обдав плечо и подмышку, но уже в следующий момент это смыло приятное, живое тепло асканского тела. Глупости всё это. Какое ему дело до мира, до того, что с ним будет? Если что-то и переменится к лучшему, то точно не за те пару десятков лет, что ему отмерены. Было бы любопытно знать, что случится потом, но этого зельевар не застанет, да и Совелу тоже навряд ли. Пока что их мир – это старая лачуга с сараем, да лес вокруг.
От меланхоличных мыслей Руфио отвлекла вновь зашевелившаяся асканка. Мужчина чуть повернул голову, встречаясь с ней взглядом, видя в глубоких, подёрнутых дымкой осеннего неба глазах отголоски вчерашних слёз и сегодняшних тревог… А ещё – заботу. За то время, что они прошли вместе, Совелу смогла его полюбить. Полюбил и он – скрывая, заглушая свои чувства, не давай им взрасти, боясь услышать холодный, насмешливый отказ… Как хорошо, что этот период позади. И всё-таки… Наверное, зря она его полюбила. Меньше всего ему хотелось оставлять в асканском сердце кровавую, незаживающую рану, что навряд ли будет стоить десятка или полутора десятков лет счастья, что пролетят как один год. Но что толку об этом теперь горевать. Надо жить дальше, как он всегда старался…
Словно прочитав его мысли, Совелу улыбнулась, отметая все эти глупости и прижалась ещё плотнее, положив голову на плечо. Помимо своей воли, зельевар тоже улыбнулся, чувствуя, как потихоньку отпускают ледяные когти, что сжали его сердце ещё вчера вечером. Всё у них будет хорошо. Может, недолго… Но он постарается, чтобы хотя бы ярко и красиво, чтобы не было моментов, о которых потом пришлось бы жалеть. Руфио прижимал свою возлюбленную к себе одной рукой, поглаживая другой по волосам, а в его душе постепенно воцарялся прежний покой.

Странно, но эта пара минут молчания дала человеку больше, чем битый час разговора. Вскоре им пришлось вновь вернуться к своим дневным обязанностям: набрать воды, нарубить дров, потренироваться с кинжалами, заняться обедом: хоть рыбы у них хватит на два месяца вперёд, разнообразие в рационе вещь весьма полезная. Вновь по лесу раздалось звонкое тюканье топора и глухие удары стрел о дерево. В какой-то момент асканка удивила мужчиной просьбой сделать для неё пару более-менее плоских тонких дощечек. Выполнить её не составило большого труда для зельевара, который вскоре после этого вернулся к своей прежней работе, однако в какой-то момент любопытство пополам с голодом взяли верх. Набрав щедрую охапку дров, Руфио направился в сторону дома, не забыв заодно прихватить свой верный инструмент, который настолько облегчил им жизнь ещё с первого дня пребывания на новом месте. Резать сучья кинжалами было бы не столь удобно, да и для стали не очень полезно. Сложив свою ношу в сенях, человек направился в сторону единственной их комнаты, от души натопленной и тёплой. Надо будет ещё раз взять дратву и позабивать щели… Хотя вроде бы ниоткуда и не дует. Но, учитывая суровость местных зим, подобная предосторожность лишней не будет.
Совелу была тут как тут: сидела за столом и что-то сосредоточенно мастерила из его дощечек, что успели стать куда более гладкими и ровными. Перед ней лежала часть инструментов, что они забрали из сарая в ночь перед штормом, да так и не вернули обратно. Пожалуй, и правильно: работать там, то и дело отогревая окоченевшие пальцы, будет не очень комфортно. Мужчина осторожно, стараясь не мешать, встал сзади, чуть наклонившись и нежно поцеловал женщину в её белую макушку, вместе с тем лёгкими движениями поглаживая плечи.
– Что мастеришь, любовь моя?

Защита? Для них? От кинжалов? Мужчина озабоченно нахмурился. Сразу вспомнился тот блеск в глазах асканки, та агрессивность, когда она впервые вытащила из песка поблёскивающее мёртвым блеском оружие… И то беспокойство, которое посетило душу зельеввара от такой перемены. Неужели он со своей толстокожестью медведя умудрился тогда что-то учуять? Или воздействие отражается настолько сильно, что это видит даже непосвящённый? В любом случае, новость была не из приятных. Будь на то его воля…
– Бывает такое оружие, которое опаснее врага. Слышала легенду про клинок, что пил души врагов, но вместе с тем и подчинял себе разум владельца? Может, у нас всё и не настолько плохо, но… Хм… Мне теперь кажется, что эти кинжалы не зря оказались в ящике на дне моря.
Он доверял Совелу, верил в её мастерство и умение, в то, что она сможет защитить их обоих от пагубного воздействия… Тёмной магии? Или чем было это проклятье, что подтачивали осторожность и хладнокровие носителя? Не важно. Но, быть может, он лишь глупый человек, но разве пропитывающая холодную сталь дурная воля, не находя выхода, копиться, концентрироваться ещё сильнее, чтобы в самый ответственный момент нанести удар с чудовищной силой? Ведь покинут эти клинки ножны в тот момент, когда дело дойдёт до кровопролития. А Руфио волей-неволей слышал истории о воинах, что в пылу сражения теряли рассудок, атакуя и друзей, и врагов, не обращая внимания на опасность, на раны, на слабости и силу врага. Обычно это исступление проходило… Обычно.
Но Совелу не высказывала откровенного беспокойства на эту тему. Быть может, она и переживала… В глубине души. Вслух же асканка не сказала ровным счётом ничего: отложив в сторону свои инструменты она откинулась назад, наслаждаясь лаской. В следующий момент её ладони показались поверх ладоней мужчины, что нежно поглаживали тонкие, хрупкие плечи. Зельевар не уставал каждый раз поражаться, как на вид столь хрупкая северная эльфийка могла таить в себе такую недюжинную выносливость и ловкость… Ну и, конечно же, силу воли. Но, какая разница? Сколько бы им не осталось времени быть вместе, он постарается стать её защитником. Плевать на опыт, на долгие месяцы в Ковене, на подготовку: Руфио чувствовал себя попросту обязанным быть защитой и опорой. Иначе какой он после этого мужчина? Так, стремительно стареющий довесок, да и только.
Плавным, грациозным движением Совелу повернулась к человеку лицом, перекинув через скамейку ноги. Он ещё не успел понять, что произошло, а асканка уже стояла перед ним, крепко прижимаясь всем своим стройным и подтянутым телом, пробуждая в душе чувства любви, нежности… И желания. Быть может, по асканским меркам он скоро и угаснет, но по человеческим зельевар всё ещё достаточно крепок. Одна рука легла на изгиб талии, когда как второй рукой человек не прекращал гадить свою возлюбленную, на этот раз – уже по белоснежным гладким волосам. Маленький, чуть прохладный носик оказался в непосредственной близости от мужских губ… И отнюдь не по случайности. Руфио нежно улыбнулся и коснулся его губами в нежном, ласковом поцелуе. Казалось, Совелу этого только и ждала: чуть отпрянув, она игриво улыбнулась, заглянув в глаза человеку – и вдруг укусила за подбородок, не отрывая сверкающего, весёлого взгляда дымчатых глаз.
Зельевар вздрогнул от неожиданности. Укус был совсем не болезненным, и даже приятным, и всё же… Руфио улыбнулся такой же игривой улыбкой, в какой-то момент чуть колеблясь межу способом «мести»… А затем, не мудрствуя лукаво, решил воспользоваться сразу двумя вариантами. Рука на талии начала движение вниз, в то время как ладонь на волосах чуть сжалась... И в следующий момент вновь расслабилась. Воспоминание острое, болезненное холодным ветерком прошлось по душе зельевара, охлаждая его пыл, заставляя устыдиться своих действий. Ущипнуть, чуть потянуть за волосы… С таким обращением Совелу наверняка сталкивалась в том месте, где началось их путешествие, и навряд ли подобные действия будут ей приятны. Улыбка мужчины чуть потускнела, но лишь на миг: почти тут же Руфио вновь приободрился, пусть и лишь внешне, а затем нежно щёлкнул асканку по носу.

Он хотел её. Сильно, крепко, всей душой и всем телом – всё-таки, ещё достаточно крепким, пусть и не молодым. Близость асканки, её игривые ласки вызывали в душе мужчины жгучее желание, и уже не в первый раз… Но тогда, раньше, у них не было ни времени, ни возможности. Поздняя осень в лесу, покрытая инеем опавшая листва – не лучшее место для подобного рода занятий, а в импровизированной палатке из двух одеял неизменно был третьим Тис. Лишь недавно их шустрый спутник вновь смог встать на ноги достаточно уверенно, чтобы надолго уходить лес, оставляя Руфио наедине с Совелу, предоставляя ту возможность, которую зельевар ждал так долго…
…а теперь он боялся сделать лишний шаг, словно безусый юнец.
Не было никаких сомнений в том, что асканка ощущала его желание. Уж слишком сильно тело человека выдавало мужские мысли. Жаром, участившимся дыханием и биением сердца, напряжением внизу – учитывая, как плотно они прижимались друг к другу, не заметить подобное было бы очень и очень сложно. И тем не менее, Совелу не отталкивала его, продолжая обнимать в ответ и… Дразня его? Провоцируя? В иных обстоятельствах Руфио бы и не подумал воспринимать подобным образом игривые ласки своей возлюбленной, но сейчас, в огне желания, и укус, и нежные поглаживания воспринимались совсем иначе. Казалось, асканка оставляла право на первый шаг мужчине, лишь подталкивая его к решительным действиям… Которые зельевар опасался совершать. Он проклинал себя за нерешительность и неуверенность, но вместе с тем понимал: если неосторожный жест или движение пробудит в душе Совелу дурные воспоминания, то он себе этого не простит. Уж больно свежа была память о том, как по его вине асканка рыдала у горящих обломков лодки, что погребли под собой тёмную тварь, и едва не стали надгробием для неосторожного человека.
Конечно же, она заметила неуверенность, почувствовала ту неизбежно возникшую заминку. Чуть прикусив кожу мужчины через тонкую ткань рубашки – ещё один жест, пустивший по всему телу зельевара горячую волну – Совелу подняла взгляд и задала неизбежный вопрос, поставив Руфио в ещё более сложное положение. Напряжение, объяснение… Под напряжением можно было подразумевать весьма многое, и можно было бы этим воспользоваться, чтобы уйти от вопроса. Можно было промолчать и пересилить свои страхи, подчинив их своим желаниям. Или стоило всё-таки сказать правду. Пожалуй, так он и поступит. Только сначала… Зельевар аккуратным, нежным движением притянул асканку поближе, чуть наклонившись и коснулся её губ своими, сливаясь в долгом, нежном поцелуе. Хотелось бы, чтобы он длился вечно – но через некоторое время мужчина с лёгким разочарованием чуть отстранился, с лёгким беспокойством глядя в глаза своей любимой и поглаживая её по длинным белым волосам.
– Я… Я просто боюсь причинить тебе боль, любовь моя. Неосторожным действием или словом… Или воспоминанием.

Асканка его по-прежнему не понимала. Или не хотела понимать? Руфио уже давно увидел, что под маской холодной и высокомерной велтаро скрывается нежная и хрупкая душа. Но если слишком долго носить маску, то она потихоньку начинает прирастать. Вот и сейчас, в момент теплоты и нежности, о тех ужасных событиях прошлого Совелу отзывалась с пренебрежением, и забота зельевара вызывала у неё лишь раздражение. Или… Или, быть может, дело в нём? Может, он и впрямь слишком осторожен и заботлив, переживая на пустом месте? Возможно. Но… Он наконец-то нашёл свою любовь. Почти на заре жизни, после долгих лет странствий, после всех бед и ужасов чумы. И теперь он попросту боится её потерять, повредив неосторожным словом или действиям их отношениям. Если вдруг Совелу отвернётся от него… Если между ними пройдёт трещина и перерастёт в полноценный раскол… Даже думать о таком было страшно. И потому, он осторожничал.
Острые коготки чувствительно упёрлись в грудь, без труда пройдя сквозь тонкую ткань рубахи. Мужчина чуть вздрогнул и посмотрел в глаза своей возлюбленной, что буквально-таки излучали неодобрение. Разочаровываться в нём… Интересно, что бы подумала Совелу, прочитай она его мысли? Наверняка бы раздражённо фыркнула и чувствительно укусила, сетуя на человеческую глупость и излишнюю осторожность. Быть может, тогда так и надо? Идти вперёд с осторожностью, но без страха? Не рассуждать о том, насколько будет рискован следующий шаг, а просто делать его? Да, он к такому привык за годы странствий. Но перенести такое восприятие мира на любовь, на близость… Придётся постараться.
Эта заминка, этот краткий миг опаски и ответного раздражения несколько приглушил тягу желания. Руфио ощущал это сам, видел это в глазах Совелу, и казалось, момент был упущен… Но асканка не собиралась отпускать его просто так. Чуть приподнявшись на цыпочках, она нежно, томно поцеловала мужчину в губы… Но сладкий поцелуй внезапно был прерван лёгким, но весьма чувствительным укусом. Зельевар вздрогнул, а клыки женщины уже касались то его щеки, то подбородка, то вновь губ, пробуждая вновь то будоражащее кровь чувство, которое ещё недавно казалось угасшим и ушедшим. Он чувствовал, как крепнет желание, как лёгкие, дразнящие заигрывания начинают казаться лишь прелюдией…
Руфио смотрел в глаза своей возлюбленной. Каким же прекрасным и изящным было её лицо… Особенно сейчас, когда его украшала светлая, тёплая улыбка. Не было никаких сомнений: она тоже его хотела. Иначе бы не стала прибегать к столь волнующим ласкам, оттолкнула бы его ещё давно. «Ну так что?»
Вместо ответа мужчина притянул Совелу к себе, вновь касаясь тонких, изящных губ в поцелуе, нежном… И в то же время, чуточку жадным. Огонь желания всё ещё горел в нём, и теперь, наконец-то, он найдёт выход. Не разрывая поцелуя, свободной рукой зельевар заскользил вниз по спине асканки, нежно, но вместе с тем и весьма целенаправленно. На секунду ладонь остановилась на крепких и изящных ягодицах, но уже в следующий миг скользнула вверх, прихватывая подол рубашки, подныривая под него и скользя уже вверх, теперь уже по гладкой, безупречной коже, заодно оттягивая в сторону ненужную более ткань.  Совелу тоже не теряла времени, и её настойчивые, ищущие движения возбуждали мужчину ещё больше, заставляя его чуть покусывать губы своей возлюбленной от нетерпения.

Глупые, по мнению Совелу, переживания, отбросить до конца было сложно, но сейчас они отошли на второй план, оттеснённые жарким и жадным огнём желания. А на тот голосок, что продолжал нашёптывать тревожные слова, мужчина обращал внимания не больше чем на треск дров в печи. Треск дров… Кажется, в своём стремлении нарубить побольше да натопить пожарче он немного переусердствовал, и теперь в доме царила жара. Или это был жар их с асканкой тел? На мгновение разорвав поцелуй, Руфио окончательно помог избавиться своей возлюбленной от скрывающей её тело рубашки, обнажая стройные плечи и красивую, высокую грудь, но уже в следующий момент Совелу скользнула в новь в мужские объятья, прижимаясь ещё крепче, чем раньше, и даже… Зельевар прерывисто выдохнул, ощутив, как под тонкими и ловкими пальчиками женщины развязывается узел его бриджей, как они сползают вниз, и узкая ладошка асканки скользит ниже, нежно поглаживая, начиная ласкать – так сладко, так невыносимо приятно…
Он продолжал ласкать свою возлюбленную, скользя ладонями по белым волосам, вдоль спины, время от времени чуть сжимая скрытые под тонкой тканью крепкие ягодицы, часто, жарко дыша. Как же он давно мечтал об этом. О моменте близости, когда никто не станет им мешать, не будет никаких неотложных дел и они смогли бы просто насладиться друг другом – как сейчас. Прикосновения рук Совелу, её нежные, но в то же время умелые ласки, распаляли аппетит ещё больше, заставляли желать ещё большего. Хотелось и дальше так стоять, прижиматься к асканке, ласкать её, и дать ей довести дело до конца. Или… Нет, конечно, она ведь не островитянка. Многие жители материка утверждали, что на Лазурном архипелаге знают толк в любви, но многие считали подобное разнообразие отвратительным. Быть может, Совелу считает также. А может, и нет. У них ещё будет возможность обсудить подобные вопросы. Но не сейчас. Потому что всё естество Руфио переполняло желание, и для его утоления подобных ласк будет категорически недостаточно. А значит, остаётся только одно…
Управляться одной рукой со шнуровкой было дело нелёгким, но, кажется, она ослабла достаточно. Зельевар нетерпеливо дёрнул ткань штанов асканки вниз, заставляя последнюю деталь одежды, что оставалась на Совелу, начать своё плавное скольжение к полу. Но Руфио не дождался этого момента: вместо этого он чуть пригнулся и крепко схватил свою возлюбленную за попку и чуть приподнял. А затем, когда женщина обхватила его за шею обоими руками – поднял и полностью. Такая лёгкая, такая хрупкая… И такая горячая. Прижимая асканку к себе, абсолютно обнажённую, мужчина ощущал её желание. Его можно было услышать в частом дыхании, в учащённом сердцебиении… Но надёжнее всего – ощутить кожей. Теперь, когда он был к ней так близко, зельевар кожей живота ощущал жар между ног своей возлюбленной. Жар и влагу… Поддавшись искушению, он чуть-чуть опустил Совелу, так, что её промежности касалось напряжённое достоинство мужчины. Так приятно… Стоит опустить ещё немного, толкнуть бёдрами, и… Нет. Не сейчас. Сейчас ему хочется совсем по-другому…
Далеко идти не пришлось: сдвинутые скамьи были прямо перед мужчиной. Опустившись сначала на одно колено, Руфио бережно опустил женщину на прикрытые мягким шерстяным одеялом доски. Затем он наконец-то избавился от последней детали гардероба, наконец представ перед своей возлюбленной полностью обнажённым. Рубашка скользнула на пол где-то рядом со столом, когда зельевар аккуратно навис над асканкой, одной рукой упираясь в скамейку, а другой направляя себя туда, к самому средоточию жара, где уже давно слиплись от клейкой влаги короткие и курчавые белоснежные волосы. Он наклонился ещё ниже, отыскивая своими губами губы асканки, одновременно плавно опуская бёдра. Звериная натура, что просыпается в каждом в такие моменты, неистовствовала, понукала резко и глубоко толкнуть – но Руфио не поддавался на провокации, медленно и неспешно погружаясь в жаркие, влажные… И весьма тесные глубины. Каким бы ни было прошлое Совелу – время лечит не только душу, но и тело. Прекрасную душу и прекрасное тело…
– Люблю тебя – выдохнул мужчина, оторвавшись на миг от поцелуя. Как же это было сладко, как приятно… И как же пьянило чувство даже не власти – обладания. Но нет, он не будет жестоким деспотом. Он будет нежен, насколько сможет.

Медленно, нежно, стараясь не причинить лишней боли – как бы ни хотелось мужчине ускорить темп, он держал себя в руках, внимательно глядя в глаза асканки, наполненные желанием, и прислушиваясь к собственным ощущением. Лоно его возлюбленной крепко обхватывало напряжённый орган, принося наслаждение в моменты покоя, но изрядно затрудняя движения. Наверняка это причиняло дискомфорт и Совелу – но, увы, это была необходимая жертва. Скоро её тело привыкнет к нему, привыкнет к мужскому вниманию, частому и порой, наверное, даже грубому, и тогда для них обоих останется лишь удовольствие, чистое и незамутнённое. Плавно, очень плавно зельевар то входил чуть глубже, то наоборот, отступал, выбивая своими действиями у женщины под ним короткие, но столь сладкие для мужского уха стоны. Он ощущал, как постепенно отпускает напряжение, как жаркие глубины становятся всё более и более гостеприимными, манящими и открытыми… Руфио толкнул сильнее и глубже, входя до конца, наслаждаясь непередаваемыми ощущениями и вскриком асканки, в котором, вне всяких сомнений, слышалось наслаждение. Руки Совелу скользили вдоль его плеч, поглаживая, лаская… Завлекая? Или ему только лишь так казалось? Не важно. Теперь, когда все прелюдии позади, можно дать волю неистовствующему в душе зверю… Чуть-чуть.
Продолжая опираться одной рукой о лавку, зельевар скользнул второй за спину своей возлюбленной, чуть пощекотав вдоль спины, но уже в следующий миг крепко схватив меж лопаток. Одновременно с этим он в очередной раз заглянул в её глаза – тёплые, любящие, полные желания и наслаждения. Как же повезло, что они смогли увидеть настоящих друг друга, увидеть и полюбить без оглядки. А ещё… В происходящем была и своя ирония. Уж больно часто в их приключениях Совелу занимала роль лидера, вела их всех, становилась на защиту. Но сейчас он владел ею. Лишь он, и никто больше. Может, и не столь значительная победа – но такая волнующая…
А затем Руфио толкнул бёдрами. Куда более быстро, куда более резко, чем раньше. Толкнул – и тут же плавно отступил, выходя почти полностью. И ещё раз, и ещё, то наращивая темп, то сбавляя. Безумно хотелось сразу всего: и потянуть удовольствие подольше, и достигнуть неизбежной развязки. Но пока что желание, чтобы это продолжалось вечно, преобладало. С губ асканки срывались несдержанные стоны, когда человек то ускорял, то замедлял темп, и в эти моменты зельевар то и дело опускался вновь, чтобы слиться со своей возлюбленной в жарком, полном желания и страсти поцелуе. Каким-то кусочком чудом оставшегося здравого смысла мужчина понимал, что после долгого воздержания его надолго не хватит, но протянуть достаточное время ему вполне удастся. А с другой стороны… Он уже не молод, и особых чудес ожидать не приходится, но учитывая всё те же обстоятельства, скорее всего, у него будет второй шанс. И его упускать после столь долгого ожидания Руфио не планировал.
Главное чтобы Тис не решил вернуться раньше времени…

Такая красивая, такая хрупкая и невинная… Зельевар уже почти не пытался сдерживать себя, полностью отдавшись самому древнему и простому танцу – тому, что вёлся под аккомпанемент разгорячённого дыхания и несдержанных стонов, который всегда существовал для двоих и только лишь для них. Танцу любви. Время от времени, не в силах одолеть свою привитую горьким опытом осторожность, мужчина чуть осаживал себя, с тем, чтобы посмотреть, не слишком ли он эгоистичен, не чересчур ли требователен или груб по отношению к Совелу. Но раз за разом ответы на эти вопросы оставались отрицательными, и уже очень скоро ничего не сдерживало человека, что полностью отдался страсти. Звуки любви. Аромат возлюбленной. Вкус её губ. Гладкость кожи. И чудесное, неповторимое лицо, на котором запечатлелось весьма волнующее выражение… Всё это, вместе и по отдельности, штурмовало все органы чувств Руфио, чуть ли не сводя с ума. Сколько раз он стискивал зубы в бессилии, засыпая рядом с асканкой, такой близкой, и, в то же время, такой недоступной? Не важно. Наконец-то с ожиданием было покончено, и можно было отдать Совелу себя всего, до последнего вздоха.
Он чуть отстранился, стремясь переменить позу, чтобы в очередной раз окинуть взглядом изящное тело его возлюбленной полностью – открытое и манящее, чутко реагирующее на любое движение и любую ласку. Но женщина не дала этого сделать: предугадав движение человека, асканка подняла чуть дрожащие руки вверх, чувствительно скользнув коготками по обнажённой спине, и, наконец, остановившись на шее, притягивая к себе, заставляя зельевара прижиматься ещё плотнее. Впрочем, не то, чтобы он был против… В знак одобрения он вновь коснулся губ своей возлюбленной, ещё более близких, чем раньше, вновь продолжая свои ритмичные движения…
Сколько они провели время так? Руфио не знал. Казалось, само время остановилось для двух влюблённых, милостиво даруя им небольшую вечность, оставляя для них ту самую возможность, о которой как минимум один из них мечтал уже давненько. Одно человек знал точно: дыхание асканки становилось всё более быстрым и отрывистым, всё чаще и чаще срывалось на несдержанные стоны, а острые коготки то и дело покалывали чувствительную кожу шеи. Она была близка… Но и сам зельевар пребывал не в лучшем состоянии: на его лбу мелкими бисеринками выступил пот, что, впрочем, было мелочью, не заслуживающей внимания. Во всём теле мужчина ощущал напряжение, от которого каменели мышцы, которое стремилось найти свой выход наружу вместе с волной чистого экстаза. Стоило лишь немного ускорить темп… Не хватало малейшего толчка, чтобы нарушить то равновесие, которое Руфио отчаянно пытался удержать, лишь бы протянуть сладкий миг ещё дольше…
– Моя…
Вспышка – яркая, резкая, словно от близкой ветвистой молнии. Не в силах более сдерживать себя, мужчина толкнул бёдрами в последний раз, сильно и глубоко, ощущая, как вокруг него крепко сжимаются горячие и влажные стенки лона, словно стремясь помешать ему… Или, наоборот, выжать всё до последней капли. Силы на миг изменили зельевару, полностью пронзённому неземным удовольствием: его руки словно подломились, и Руфио тяжело опустился на асканку, прижимая её к прикрытому одеялом импровизированному ложу, передавая ей каждую дрожь своего тела и каждую каплю семени.
Когда сладкая пелена чуть рассеялась, мужчина вздрогнул от осознания, что Совелу под ним едва дышит: быть может, в чём-то от пережитого, но в первую очередь, наверное, от того, что он совершенно её придавил. Чувствуя непривычную, но столь сладкую слабость во всём теле, Руфио неловко перекатился набок, аккуратно устраиваясь рядышком со своей возлюбленной. Кажется, её дыхание стало чуть легче. Вот и славно. Зельевар чуть улыбнулся и приобнял асканку, чьё жаркое тело всё ещё чуть подрагивало от затухающих волн удовольствия. Под полуприкрытыми веками угадывался взгляд, но пока что далёкий, направленный вглубь… Но вскоре он вновь приобрёл свою прежнюю ясность. Мужчина тепло улыбнулся, глядя в глаза асканки и прижал её ещё крепче к себе. Всё было ясно и без слов. Но бывают такие слова, что не окажутся лишними никогда.
– Моя прекрасная… Люблю тебя.

Хорошо, приятно, тепло… Зельевар чувствовал, как потихоньку успокаивается его тело, как прижимается к его груди асканка – такая близкая и прекрасная, тоже ещё не до конца отошедшая от порыва страсти, что вихрем налетел и охватил их обоих. Он обнимал её, наслаждаясь непривычными, совершенно новыми для себя ощущениями, что так идеально гармонировали друг с другом. Любовь, близость, тепло и нега… Руфио шептал что-то на ушко своей прекрасной возлюбленной, чуть вздрагивая от щекотки, когда она тёрлась носом о его грудь. Кажется… Кажется, огонь в печи трещал уже не так громко, как раньше. Да и холодать начало… Ну и пусть. Сейчас зельевару было абсолютно без разницы, что происходило вокруг. Впервые за очень долгое время он себя чувствовал не просто счастливым – умиротворённым. Потухшее пламя, распахнувшееся окно… Да что уж там, даже если бы вернулся Тис, он бы не выпустил Совелу из объятий. Всё подождёт. Даже лайсар, который с его чувствительным нюхом наверняка что-нибудь вечером, да учует. Плевать. Он, может быть, не вышел ростом и нечисть, но уж точно не дурак. Быть может, в его племени с этим было всё не так просто, но уж что происходит, когда любящие друг друга мужчина и женщина остаются наедине, он уж точно должен знать.
Руфио не чувствовал себя уставшим. Но сладкая истома, ласки и нежный шёпот потихоньку делали своё дело, расслабляя мужчину, утягивая его в сладкую дремоту. Движения рук асканки тоже постепенно замедлялись, вместе с её дыханием, пока зельевар в какой-то момент не осознал, что Совелу, по-видимому, попросту заснула в его объятьях. Впрочем, вслед за осознанием сон почти сразу пришёл и к нему. Последним полуосознанным движением человек притянул женщину ещё плотнее к себе, прижимаясь всем своим телом, ощущая, как та льнёт к нему в ответ – и провалился в сладкую дремоту.

«Я знала, что вы найдёте своё счастье…»
Счастье? Возможно. Но будущее… Будущее было неумолимо. Его короткий век и долгая, долгая жизнь асканки… Впрочем, сейчас это Руфио волновало меньше всего. Даже во сне. Всё будет хорошо. Может, и не долго… Но будет.

Холод всё-таки становилось трудно переносить. Проснулся зельевар именно от него: если грудь и ноги пребывали в относительном тепле, то покрытая испариной спина остывала с пугающей скоростью, подёргиваясь гусиной кожей. Совелу, более привычная и равнодушная к холоду, продолжала спать, но наверняка скоро бы она проснулась. Стоило что-то предпринять… Например, растопить печь. Нежно поцеловав свою возлюбленную в щёку, Руфио потихоньку начал выбираться из её объятий, покидая их импровизированное ложе. Окинув любящим взглядом распростёртую асканку, мужчина осторожно обернул её одеялом, на котором они только что лежали, образуя некое подобие тёплого и весьма уютного кокона.
В первую очередь – растопить печь. Накинув на себя одну лишь рубаху, зельевар вооружился дрыном подлиннее, вороша подёрнутые пеплом угли, заставляя их вновь светится алым. Стоило докинуть ещё немного веток – и пламя вновь весело затрещало, принимая подношение и взамен наполняя дом теплом. Сразу стало чуть легче – теперь, когда можно было согреться у жаркого зева печи. Давал о себе знать и голод негромким бурчанием в животе. Самое время заняться ужином. А ещё было бы неплохо поставить греться воду: всё-таки, он здорово вспотел, да и асканка, наверное, тоже.
К пробуждению Совелу уже всё было готово: похлёбка из мидий и морских ежей разносила свой манящий аромат по всей избе, а от тёплой воды поднимался пар. Никуда не делся и сам Руфио: заслышав зевок, он повернулся к Совелу, с удовольствием любуясь её стройным и красивым телом, вытянувшимся чуть ли не в струну на сдвинутых лавках. Одного этого зрелища было достаточно, чтобы вновь пробудить огонь желания… Но хорошего понемногу, так?

[dice=178112-1:100:0:Что принесёт море? 1-32 - корабль поблизости, 33-65 - шлюпка, 66-100 - малая лодка (бот)]
[dice=187792-1:100:0:Откуда корабль? 1-49 - Аскан, 50-100 - Острова]

Ещё до недавнего времени Руфио был в полной уверенности, что наиболее мило Совелу выглядит спросонья: неспешные, чуть замедленные движения, чуть задумчивый сонный взгляд, чем-то неуловимо напоминающий кошачий. Но сейчас, глядя на то, как асканка смущённо улыбается и пытается прикрыть свои прелести сползающим одеялом, зельевар понял свою ошибку. Куда милее она выглядела, будучи смущённой. Интересно, откуда это чувство? Он прекрасно понимал (хотя старался и не задумываться об этом), что прошлое его возлюбленной было, может, и не бурным, но уж точно не аскетичным. Неужели, несмотря на это, столь откровенное выражение эмоций, а в частности – желания с его стороны по-прежнему вызывает робость? Удивительно… Но, какая, на самом деле, разница?
– Всё то же самое, любовь моя. Щедрые дары моря, которые вот-вот будут готовы. И, если захочешь ополоснуться – я погрел воды.
Не в силах сдержать порыв, мужчина всё-таки присел на скамеечку рядом с асканкой, устроив её голову у себя на коленях. Руки человека медленно скользили вдоль плавных изгибов женского тела, то и дело останавливаясь на бёдрах, животе и красивых холмиков, на которых от прохлады набухли небольшие весьма твёрдые вершинки. Было так приятно просто сидеть и ласкать свою возлюбленную, поглаживая чувствительные места и наслаждаясь ответной реакцией, просто принося ей удовольствие безо всякой задней мысли. Быть может, дело бы зашло и дальше. Но идиллию прервал шум у входной двери: Тис, наконец, решил вернуться с охоты. И пусть Руфио о чуть скрипнул зубами, сетуя про себя на своевременность его появления, приходилось признать: явись он пораньше – было бы куда хуже.
Окончательно развеять недовольство помогли трофеи лесного охотника. На себе лайсар тащил две тушки не самых толстых зайцев, которые суммарно весили немногим меньше его самого. Запёкшаяся кровь добычи покрывала его чуть ли не с головы до ног, и оттого пришлось им с Совелу оставить мысль об омовении… Ну, или хотя бы перенести его на следующее утро. Золотое светило, зимнее, а оттого низкое, уже почти скользнуло за горизонт, а потому на многое у них времени не осталось: лишь освежевать добычу Тиса, поужинать и лечь спать. Этой ночью зельевар прижимал свою возлюбленную к себе особенно тесно, находя особое удовольствие в тепле её тела и запахе её белоснежных волос.

На следующее утро лайсар решил выделить себе заслуженный отдых после удачной охоты. Винить его было в этом трудно, и всё же Руфио испытал минутное разочарование при осознании того факта, что «закрепить» вчерашний успех с утра не получится. Асканка лежала в его объятьях, такая тёплая и манящая, но… Поднявшись с их импровизированного ложа, зельевар наскоро перекусил остатками от их вчерашнего морского пира и отправился вновь искоренять поголовье валежника. Работа, пусть и не самая лёгкая, становилась привычной утренней разминкой. Взмах за взмахом… Тренировка, чтобы не дать потихоньку слабеющим с возрастом мышцам окончательно утратить свою силу. Мужчина с размаху вогнал топор в корягу, выделяя себе миг передышки, любуясь на редкие, дрейфующие снежинки. Интересно, как скоро начнутся полноценные снегопады? Холода уже пришли, и лишь море не давало им ударить с полной силой. Но, рано или поздно, сквозь его сдерживающую силу прорвётся хоть один холодный поток, и тогда…
Тень мелькнула среди недалёких дюн. Руфио пригляделся, впрочем, без особого беспокойства. Никого, кроме их троицы, не было на много лиг. Будь у них хоть один сосед… Нежить бы разобралась с ним весьма спешно. И действительно, силуэтом оказалась Совелу, приближающаяся со стороны моря… И чем-то всерьёз взволнованная.
– Корабль с севера?
Выслушав донесение асканки, человек чуть задумался. Корабль – это хорошо. Это значит – цивилизация. В том хаосе, что охватил мир, наверняка уцелели островные государства, Онтария, ну и конечно же, империя Аскан. Эрфины кораблей не строили – ни к чему им. Да и откуда в северных морях эти обитатели тёплых вод? Значит, оставалось лишь два варианта. Касательно назначения… Вряд ли в текущих реалиях пиратство особо прибыльно. Наверняка это простые торговцы, никто более. Быть может, они помогут им добраться до Совиных Когтей. Хотя, если корабль асканский…
– Подождём. Несёт его пока на нас, но это наверняка совпадение…
…как же он ошибался…
– Навряд ли капитана заинтересует одинокий домик на краю света. Пожалуй, даже наоборот, нам стоит озаботиться способом привлечения внимания, если мы хотим помощи. Мнится мне, вполне возможно, что он держит курс на Совиные Когти. А ты что думаешь?