Не так много времени прошло с тех пор, как этот лайсар сопровождал их с Совелу в Вольных лесах, как мстил годруну за свой народ, как помогал своим друзьям охотой, но зельевар был вынужден признать: маленький охотник сильно изменился с тех пор. Шёрстка его уже не блестела столь красиво, как раньше, и на отощавших боках виднелась пара свежих прорех. В чём же было дело? Неужели на Тисе так сказалось морское путешествие, или дело было в климате островов? Или… Не в климате? Привыкший к тёплому отношению со стороны человека и асканки, он вряд ли догадывался, как к его сородичам относятся здесь – что уж там говорить, о таком не догадывался и сам Руфио.
– Тис… Мы уж боялись, что ты погиб. Почему ты пропал? Что произошло?
Подобрав под себя ноги, человек попытался более-менее удобно устроиться на холодном полу лайсарского логова. Ладно… Пустяки это всё. Уставший, побитый жизнью, отощавший – главное, что живой. Всё остальное можно исправить. Конечно, вряд ли жители деревни одобрят дружеские сношения с «мерзкими крысёнышами», но мнение обозлённой толпы интересовало Руфио в последнюю очередь. Быть может, это самое крупное поселение на островах – но, в конце концов, не единственное. Найдут себе другой приют, если что.
– Беда пришла, друг. Мой народ здесь не любить. Из взять силой раньше, давным-давно – как рабы. Теперь не рабы. Изгои. Смертники.
Зельевар медленно кивнул, вслушиваясь в слова Тиса. В голосе маленького охотника звучал гнев – и сейчас, глядя на него, человек вдруг понял, насколько тот крупнее своих сородичей. Два охранника, что остались по ту сторону прохода, были раза в полтора мельче его. Разные племена? Нет… Скорее, просто естественный отбор. Если история Тиса правдива – кстати, откуда он всё это знает? – то аскане в своё время отловили несколько неудачливых лайсаров как экзотических зверушек, затем поняли, что те разумны и попытались заставить их выполнять грубую работу. Впрочем, довольно скоро те поняли, что обитатели Мари’йих для такого рода дел чересчур слабы. А зачем тратить время, силы и еду на тех, кто совершенно бесполезен для общества? Из рабов лайсары очень скоро превратились во вредителей – разумных, очень живучих вредителей.
– Как ты это узнал? – негромко спросил Руфио, всё ещё слегка шокированный встречей. Тис дёрнул ухом – видно, свой гнев он выплеснул не до конца и ему хотелось продолжения, но всё же решил ответить человеку.
– Ходил по улица. Многие люди кричать, хвататься за палки, грозиться убить. Один ударить в бок. Лес нет, укрыться нет. Забрался старый дом. Там племя. Увели убежище, лечить раны. Старейший рассказывать историю. Они боятся. Людь, аскан – боятся всех. Я говорить про друг – они не верить. Моя был так зол...
Лесной охотник в подтверждение своих слов чуть зарычал и пару раз щёлкнул челюстями. Зельевар прекрасно понимал чувства своего товарища: попытайся он в человеческих землях рассказать о том, что среди аскан есть замечательные представители своего рода, и с одной из них он связан узами любви… Ой-ёй-ёй. Удивительно, что Тис смог убедить своих сородичей в собственной правоте.
– Но тут иные сказали, что так бывать. Порой двуногие помогать. Обычно дети, редко большой. Я сказать искать вас. Наблюдать за вас. Судить… Судить вас. А затем звать вас.
Всё верно… Сколько не говори чужакам о том, какими хорошими могут быть «большие и страшные» - не поверят. Надо дать им убедиться самим. Рано или поздно самые смелые или самые доверчивые поймут, что бояться, в сущности, нечего. И тогда…
Тис вдруг навострил уши и что-то отрывисто прокричал на своём языке. Ему донеслись ответные возгласы, чуть отдающиеся эхом в тесной пещере. Лайсар что-то прорычал и покосился на своего друга.
– Ты оставлять следы? Говорят, в пещерах враг.
– Нет! Я… – зельевар вдруг вспомнил про веточку инниса и чуть расслабился. Нашла… Так быстро? Но зачем она подняла такой переполох?
– Оставлял знак для той, кто его поймёт. Это, наверное, Совелу. Успокой воинов, Тис. Беловолосая шаманка пришла вслед за мной.
– Воины напугать. Они могут и не послушать, – возразил лайсар, но всё же отдал своим высоким голосом пару команд сородичам. Через некоторое время из пещеры рядом донёсся гвалт, писк и знакомый голос. Тис что-то пытался втолковать своим сородичам, затем, явно отчаявшись, юркнул в проход, стремясь образумить их лично. За ним вслед протиснулся и зельевар, делая и без того маленькое помещение невыносимо тесным.
– Я здесь. И… Он тоже здесь. Не волнуйся, Совелу. Теперь всё будет хорошо.

В ответном взгляде лайсара Совелу могла прочитать лишь слабо прикрытое бешенство – наверное, такое же, что ещё недавно излучала она сама. Тис негодовал. Его народ, его племя атаковали в месте, которое должно было стать их домом. И… Атаковали другие члены его племени. Будь истощённые, ослабшие охотники чуть сильнее, чуть отважнее – и асканке бы пришлось очень тяжело. Не стоило обманываться малым размером жителей Мари’йих, равно как и миниатюрностью их оружия: гибкие и быстрые, они прекрасно знали свои слабости, равно как и свои силы. Всё-таки, Тис убил в своё время гордуна сам, без чьей-либо помощи – если, конечно, не считать кинжала зельевара; настоящий подвиг для столь миниатюрного создания, но не первый в истории его племени. Застав асканку врасплох в пещерах, охранники подземных катакомб могли бы не без труда, но всё же сразить ковенку: рассечь сухожилия, ударить копьём в лицо… Повредить подпорки и обрушить секцию тоннеля, если уж на то пошло. Самого страшного удалось избежать… Но если бы всё шло по плану, такой ситуации не возникло бы в принципе.
– Совелу. Спокойно. Произошл… – мужчина осёкся, едва разглядел в неверном полумраке катакомб чуть расползающиеся по одежде его возлюбленные тёмные пятна – Они тебя ранили!?
Тис что-то рявкнул своим сородичам, заглушая и их невнятное стрекотание, и переговоры человека с асканкой. Ещё пара реплик в таком тоне – и горе-стражники неуверенно, стараясь не поворачиваться к чужакам, поползли к виднеющимся в стенам тоннелях, утаскивая за собой раненного сородича. Лайсар что-то пробурчал, на этот раз куда тише, после чего быстрым шагом подошёл к Совелу, пока Руфио пытался разобраться с её ранениями. Мужчину тревожила мысль о яде – впрочем, память почти сразу же услужливо подсказала: организму велтаро большинство токсичных субстанций нипочём. Но обработать и перевязать раны всё равно не мешало.
– Ты зря приходить сейчас. Племя не любить клыкастых беловолосых. Бояться. Больше, чем человеки. Моя объяснял, но меня не понимать: давний страх, сильно страх.
Лайсар с рычанием тряхнул головой, и зельевар понял, что ещё никогда не видел их маленького друга настолько раздражённым. Собственная недальновидность, едва не случившаяся катастрофа и недоверие новообретённых соплеменников – всё это не давало новому вождю скрытого племени покоя. Не так всё должно было случиться… Не так.
– Он был безопасно! Один человек бить, другой кормить – народ знает, народ терпит. Ты прийти потом. Когда лайсар видеть, когда лайсар понять. Ар-р-р-кткт…
Почти человеческое движение головой – и пушистый охотник умолк, молча глядя насвоих друзей. Что сделано, то сделано, и гнев или сожаление отныне не помогут. Зато теперь они вместе. Племя цело. Цело – но всё ещё не едино. Как же это исправить…
– Их можно понять, Совелу. Лайсарам здесь приходилось куда сложнее, чем в родных лесах. Этот страх, эта агрессия – лишь следствие стремления выжить. Мне жаль, что всё случилось именно так.

– Совелу, стой!
Но было уже поздно. Раздражённая, выведенная из себя асканка не хотела слушать ни зельевара, ни Тиса, ни голос собственного разума: охваченная гневом, она вихрем вылетела из пещеры и скрылась где-то в хитросплетении подземных тоннелей, проложенных народом, что, в общем-то, всегда предпочитал жить среди деревьев. Лайсару и человеку только и оставалось, что проводить беловолосую взглядом, да попытаться осознать последствия конфликта сейчас, в густой и внезапной тишине, разбавляемой лишь удаляющимся шорохом и ругательствами.
– Никогда ещё не видел её настолько злой – пробормотал Руфио, всё ещё пытаясь оправиться от произошедшего. Всё это нравилось ему ничуть не больше чем Совелу, да и лесной охотник теперь казался весьма подавленным, когда гнев на себя и на своих сородичей сменился разочарованием. В самом деле, за всё время их странствий, даже в самые тяжёлые моменты она сохраняла над собой контроль, но сейчас, казалось, его возлюбленная могла прирезать просто неудачно подвернувшегося под руку прохожего. В таком состоянии беспокоить её было бы в высшей степени неразумно, и лучшее, что зельевар мог сейчас для неё сделать – это остаться там, где он сейчас находится. Время для объяснений и примирений наступит позже. Хотелось бы верить, что наступит.
– Я не хотеть такого. Клятва Леса. Но и сказать ничего не мочь. Никак тогда.
Мужчина растеряно кивнул, переводя взгляд на их друга. Тис всё ещё выглядел куда больше и сильнее своих островных собратьев, но память не могла подводить: тогда, в лесах и на берегах моря, шёрстка лесного охотника была куда гуще, и её не пересекали голые, плохо зарастающие полосы на боках. Очевидно, лайсару было что рассказать: если бы Совелу смогла удержать свой гнев в узде, она бы услышала долгую, всё объясняющую историю. Узнала бы, как привыкший к своим двуногим друзьям охотник получил предательский удар по рёбрам, как он в гневе пытался защищаться, но был вынужден бежать, с каким удивлением и недоверием его встретили сородичи. Но терпение и сострадание – редкая благодетель, особенно для тех, кому по жизни пришлось пройти не самой лёгкой тропой.
– Я понимаю. Не переживай, Тис. Мы что-нибудь придумаем. Слушай… Твои новые друзья смогут пережить твоё отсутствие в пещерах? На некоторое время?

Холодное и тусклое Ледяное солнце висело низко над горизонтом, так и не скрываясь до конца, погружая Совиные Когти в густой вечерний сумрак. Руфио никогда не забирался так далеко на север: хотя он и мечтал в юношеском возрасте посетить земли аскан, он всегда понимал: такое путешествие кончится лишь рабством и скорой гибелью. Забавно, что через рабство он уже прошёл, пускай отчасти и притворное… С кряхтением мужчина поправил увесистый рюкзак: хоть ему и доводилось таскать вещи потяжелее на своём веку, обычно ноша была куда лучше сбалансирована. Но на этот раз выбирать не приходилось.
Привычный уже постоялый двор встретил человека долгожданным теплом, столь желанным после промёрзших тоннелей и выстуженных, засыпанным снегом улиц. Кажется, он пропустил время ужина. Неприятно, но не смертельно: голод – обычное дело для того, кто привык забираться далеко в дебри этого мира, вдаль от цивилизации. Пожалуй, его можно было назвать ещё одним спутником. Пустяки: пожуёт чего-нибудь перед сном, и всё будет хорошо.
Он нашёл Совелу именно там, где ожидал: в маленькой комнатке, где она обустроила небольшую лабораторию, где делала свои странные, непривычные для зельевара эликсиры, которые словно смеялись над половиной знакомых Руфио законов и правил. Там он, наконец, смог аккуратно опустить рюкзак на пол и, развязав клапан, чуть отступить в сторону.
– Прости за задержку. И, прошу тебя… Не руби с плеча. Всё куда сложнее, чем тебе кажется.
В ответ на слова мужчины рюкзак чуть зашевелился, и из растянутого клапана показалась сначала связка инниса, затем мешочек с чем-то очень душистым, а затем и мордочка Тиса. Встретившись взглядом с Совелу, лайсар виновато шевельнул ушами, замерев на миг, но уже вскоре продолжил движение, покидая своё убежище окончательно. Человек вздохнул.
– Вылезай и рассказывай. И прошу вас, не ссорьтесь. Сначала просто выслушайте друг друга. Хорошо?

Зельевар лишь грустно усмехнулся и отошёл в сторону, опустившись на стул у стены. Он не обиделся ни на тон, ни на смысл слов асканки: он прекрасно понимал, насколько раздражена до сих пор его возлюбленная, знал и присущую ей резкость. К тому же, она во многом была права. Что он сделал для того, чтобы помочь им двоим здесь, на островах? Купил пару травок, которые Совелу могла бы взять и сама? Смешно, да и только. Его немного оправдывала недавняя травма, едва переставшая отдаваться болью в ноге, и, может быть, последующая болезнь. Но теперь, когда Руфио выздоровел и встал на ноги, оправдания ему не было. Пора было найти себе место и начать работать ради их общего будущего. Всё-таки, его мастерство никуда не делось, и, сколь бы ограничены не были возможности, хороший зельевар здесь наверняка найдёт своё место. Может, хоть тогда он перестанет быть балластом в их долгом путешествии.
– Племя Острова мало говорить человечий, а человеки не говорить язык лайсар. Двуногий делать заметки на тонкий мягкий кора – лайсары не уметь. Моя завести вас под город, как время прийти. Сначала Руфио, потом Совелу, как народ знать, что ты не опасность. Но… Я не знать, что делать теперь.
Тис махнул лапой, прислонившись к рюкзаку человека – один из тех жестов, что он перенял у своих двуногих товарищей за время путешествий по лесам и жизни на берегу. Мужчина мог лишь посочувствовать их пушистому другу: он знал всё, что тот собирался изложить асканке, и слабо представлял, что они могут сделать для него. Если бы проблема была в одном смертном, или в группе народа… Но такая ситуация сложилась на островах за много лет, и изменить отношение жителям к лайсарам в один миг можно было бы лишь чудом.
– Я не пропадать тогда. Не хотеть. Просто идти по улице, и какой-то беловолосый ударить меня тяжёлый и холодный палка по рёбрам. Просто так. Я защищаться, но тут все кричать про поганый крыса, бежать ко мне… Я думал, помогать, но они бить ещё больше. Я еле сбежать, прятаться в разрушенный дом. Думал, умереть…
Зельевар откинулся на спинку стула, чуть прикрыв глаза. Он уже слышал эту историю, и, к тому же, его мучал очередной приступ головокружения. Странно… После ранения, после болезни, что едва не убила его, он чувствовал себя крепче, чем раньше. Наверное, сказывались последствия нормального отдыха и сна: то, чего у них почти не было со времён памятного исхода из борделя, который хотелось бы выкинуть из памяти поскорее. Но чем тогда объяснить эти странные приступы? Побочный эффект целебных зелий? В самом деле, эликсиры шаманов, в корне отличаясь от продуктов трудов зельеваров, зачастую оказывались достаточно токсичны для организма. Когда Тис закончит свой рассказ, надо будет спросить у Совелу, в самом ли деле ему нужно продолжать пить эти снадобья.
А Тис продолжал свой рассказ, обрисовывая перед асканкой всё новые и новые свои заключения. После островитян, избивших несчастного охотника, внимания удостоились жители многочисленных тоннелей под городом, в неведомые времена завезённые на острова особо ушлым торговцем. Как они долго шептались, глядя на размер чужака, сомневаясь, можно ли ему доверять, но, в конце концов, поддавшиеся состраданию. Как лишённый помощи своих сведущих в травах и эликсирах друзей лайсар боролся за жизнь, пользуясь той помощью, что могли ему предоставить неожиданно обнаруженные сородичи – и как они едва не отвернулись от него, когда тот обмолвился о друге среди людей и друге среди беловолосых. Как он, превозмогая боль ещё в не до конца заживших рёбрах, тогда кричал на несчастных изгоев, обвиняя их в глупости и паранойе – но наталкивался лишь на встречную агрессию и паранойю. Тогда перед ним встал выбор: попытаться действовать изнутри, потихоньку убеждая лайсаров в своей правоте, или выйти на поверхность, чтобы найти своих друзей… Или свою смерть.
– Они теперь моё племя. Они слушаться меня. Но и вы моё племя. Я не хотеть вас бросать. Клятва леса. Ты принимать меня, шаман?
Руфио приоткрыл глаза, чтобы увидеть, как их друг, отощавший и явно не до конца оправившийся от ран, стоит перед асканкой. Ему не хотелось оставлять своих сородичей – но и отвернуться от друзей он не мог. Ему можно было лишь посочувствовать… И человек искренне надеялся, что его возлюбленная сдержит свой темперамент и не оттолкнёт Тиса.

Зельевар невесело усмехнулся, даже не задумываясь о том, что сейчас асканка его лица не видит. Идеи… Идеи можно найти всегда. Куда сложнее с методами их реализации. Тис оставался их другом, несмотря на все возмутившие Совелу события – и, чего уж там скрывать, к лайсарам, что с копьями набросились на незваных гостей, он испытывал лишь жалость. Конечно, тогда, в пещере, он был готов засунуть в задницу пушистых охотников их же оружие лишь за то, что они посягнули на жизнь его возлюбленной, но… Он мог их понять. Он всегда мог понять других. И потому даже в достаточно зрелом возрасте, ещё оставаясь странствующим зельеваром, Руфио нередко отправлялся спать без лишней монеты в кармане, а порой и с пустым желудком. Потому что понимал нужду и беды несчастных крестьян, что шушукались, не доверяя чужаку, но были вынуждены просить у него помощи. Просить зелья, что заживят несчастному охотнику разорванную клыками кабана, уже начавшую гноиться ногу. Просить лекарства от неведомой заразы, что выкосила почти весь скот и оставила жителей без еды. Просить лекарства для несчастной, умирающей от лихорадки девочки, которой не исполнилось и пяти лет… И нести с собой жалкую пригоршню монет, едва-едва найденную, сбережённую на самый чёрный день. Чума и смерть подточила в человеке это чувство сострадания, однако тепло любви и опеки вновь вернуло к жизни прежнего Руфио. Постаревшего, чуть более опытного и грустного – но всё того же альтруиста и романтика. В не самом подходящем месте, в не самое подходящее время…
– Я не знаю, Совелу. Оставлять их здесь медленно умирать от холода, голода и бывших каторжников… Я не смогу. Было бы неплохо их перевезти обратно на материк, но зима… И к тому же, какой капитан на это согласится. Хотя…
Зельевар невесело хохотнул, вспоминая их не столь давние приключения. Беглая аристократка и раб… И пара сотен лайсаров в придачу. Или сколько их тут? Да уж, камнем и золотом они бы не отделались. Пришлось бы отдавать ещё шкуры.
– Хотя, знал одного такого. Но я даже боюсь спрашивать, что ты с ним сделала. Зная тебя… Сомневаюсь, что он ушёл живым. И что ушёл быстро.
Со вздохом Руфио поднялся с места. Долгий день, долгий и сложный. Наверное, им стоит к этому привыкнуть. Завтра он пройдёт по лавкам ещё раз, узнает, кто заправляет в этом городе зельями… И есть ли такой специалист в Лондо вообще. Если нет, то можно будет заняться этим делом самому. В самом деле, не только лишь Совелу вытаскивать из задницы, в которой они пребывают? Дополнительный источник прибыли пойдёт им лишь на пользу. Пускай его возлюбленная в совершенстве знает шаманские зелья - насколько успел узнать Руфио, подобные эликсиры не для широкого и частого пользования. Они либо токсичны и опасны, куда опаснее традиционных зелий усиления – либо создаются для кого-то одного. И, что более важно – у них очень, очень узкая специализация. Кстати, об этом…
– Пойдём спать, Совелу. Завтра будет лучше. И… Я не думаю, что мне нужны новые зелья. Спасибо, но я полностью оправился от болезни. Правда, не стоит.

Проводив свою возлюбленную взглядом, Руфио лишь покачал головой. Агрессивность её заботы ничуть не удивляла человека: чего уж там, он сам порой вёл себя так с теми, кто ему дорог, маскируя грубостью и кажущейся агрессивностью своё искреннее беспокойство. К тому же, чего он ждал? Что асканка так быстро оправится от обиды, которую ей довелось испытать сегодня в тоннелях? Несмотря на все события прошлого, Совелу оставалась аристократкой. Пускай беглой, пускай отказавшейся от своего наследия в империи, но аристократкой. Ей не составило никакого труда войти в роль тогда, на берегу, когда им пришлось вступить в переговоры с ныне почившим – неужели зельевар хоть на миг мог усомниться в этом? – капитаном; её тон и манеры в общении с теми, кто казался Совелу ниже её, неизменно выдавали в ней особу, привыкшую повелевать. Наверное, когда-то она таким же тоном отдавала повеления рабам, готовая скормить их шамхаррам, если те проявят хоть малейший признак неповиновения… Нет. Руфио тряхнул головой, отгоняя от себя эти мысли. Каким бы ни было прошлое его возлюбленной, оно остаётся прошлым. Он знает её такой, какая она сейчас – и ничто иное не имеет значения. С какой стати размышления его вообще понесли в эту степь…?
Сделав шаг к столу, человек покрутил в пальцах флакон с лекарством, что ему оставила асканка, и вздохнул. В самом деле, он ведь выздоровел. Рана затянулась, потеря крови уже давным-давно не давала о себе знать, да и коварная лихорадка перестала терзать жаркими когтями тело. В чём же было дело? Быть может, Совелу сомневалась, что его организм в состоянии нормально воспринимать климат Совиных Когтей? Всё-таки, зельевар родился в тех местах, где зимы – это лишь сезон могучих прохладных ветров, без даже какого-либо намёка на снег или замерзающую воду. Да нет, навряд ли: не те травы. В самом начале их знакомства асканка совершила фокус, слегка шокировавший Руфио: лишь попробовав зелье, она смогла назвать почти все его составляющие. Быть может, человек и не мог бы повторить такой фокус с первого раза, многократный приём зелья делал своё дело. Мужчина распознавал один, затем другой компонент, запоминал их… Но чего-то не хватало. Что-то придавало смеси совершенно необычный, непонятный вкус. Что-то совершенно необходимое, без чего эликсир превратился бы в банальную смесь отваров. И Руфио не был бы зельеваром с многолетним стажем, если бы отказался от разрешения подобной загадки.
Отхлебнув немного смеси из флакона, человек в очередной раз прошёлся взглядом по полкам, отмечая знакомые и привычные травы. Иннис, астелла, верилья… Все они хороши, все они полезны для тех или иных зелий. Но ни один из этих компонентов не давал мужчине ответа на его вопрос. Беглый, но осторожный осмотр выдвижных полок тоже ничем не увенчался: где-то нашлись пустые колбочки, где-то зельеварские инструменты, иные же вообще оказались закрыты. Именно их Руфио одарил особо пристальным взглядом, прежде чем махнуть рукой и, допив зелье, отвернуться. Об этом он всегда может спросить Совелу позже. Завтра, наверное. Вечером. После того, как он вернётся домой с поисков работы для себя на этом проклятом богами острове.

Асканка не теряла зря времени: пока зельевар осматривал лабораторию, она успела и раздеться, и укутаться в одеяло. Лишь ритм дыхания выдавал, что его возлюбленная не спит. Чуть улыбнувшись, человек решил последовать её примеру: сбросив с себя всю лишнюю одежду, он уложил её рядом с одеяниями Совелу, после чего, затушив светильник, аккуратно лёг на кровать рядом. Однако то ли холод, то ли до конца не отпустившая женщину обида дали свои плоды: полностью укутавшись в одеяло, асканка практически не оставила Руфио никакой возможности защититься от холода. Столкнувшись с такой неприятностью, человек на миг замер, призадумавшись. Отбирать одеяло силой не хотелось. Может… Чуть расшевелить тогда? Хуже уж точно не станет. Придя к такому выводу, мужчина вновь зашевелился, нависая над своей возлюбленной… И тихонечко, нежно подул ей в ухо.

Зельевар лишь вздохнул, соглашаясь со своей возлюбленной. К сожалению, он понимал несчастных, затравленных лайсаров, которые в каждом чужаке видели врага, а особенно – в чужаке-велтаро. Если среди людей светлые личности встречались достаточно часто, наподобие той же несчастной девчонки, аскане никогда не славились своей широтой взглядов и добротой к инорасцам. Холодный и отстранённый, подобно их родине, менталитет и долгие годы приграничных конфликтов закрепили отношение ко всем – людям, тарлиссам, отчасти даже эльфам – как к низшим существам, достойным лишь рабства. Чего уж говорить о лайсарах? По правде говоря, задумываясь о таких вопросах, Руфио невольно возвращался в своих мыслях к самому началу их с Совелу похода и каждый раз удивлялся, почему асканка так дорожила им, когда их ещё ничего толком не связывало. Ещё тогда он ожидал, что, едва необходимость в спутнике отпадёт, светловолосая велтаро в лучшем случае ограбит его и сгинет восвояси, в худшем же – вскроет горло и заберёт всё необходимое уже с трупа. Неужели он сумел чем-то ещё тогда заработать если не расположение, то хотя бы уважение с её стороны? Как знать… Так или иначе, что-то подсказывало мужчине, что на прямой вопрос его возлюбленная в данном случае не ответит.
Осторожным, нежным движением зельевар погладил пострадавший бок Совелу через одеяло, проводя ладонью чуть выше бинтов, не смея тревожить рану. Лайсаров можно было понять. Чужак, при том из наиболее опасных, в их доме, скрытом от чужих глаз – и скрытом не просто так. Кто бы не испугался? Наверняка пушистые охотники напали бы раньше, и куда более яростно, если бы не потуги Тиса объяснить своим сородичам, что эти двое – его друзья, и заслуживают доверия. Атака была показателем отчаяния, скорее, даже некоторой паники…
И всё же, несмотря на всё сочувствие и понимание, Руфио хотел бы отловить этого засранца с копьём и засунуть ему древко его же оружия в задницу. Впрочем, асканка вроде как что-то в этом ключе и сделала…
Совелу принялась ворочаться, и мужчина поспешно отдёрнул руку. Неужели всё-таки потревожил…? Нет… Кажется, всё-таки нет: ощутив нежное, но требовательное прикосновение ладоней к своей шее, зельевар улыбнулся, и, прикрыв глаза, подался вперёд, сливаясь со своей возлюбленной в нежном, чувственном поцелуе. На миг оторвавшись от её губ, Руфио проскользнул одной рукой под одеяло, потихоньку захватывая этот уютный островок тепла, и, вместе с тем, поглаживая через тонкую ткань ночной рубашки бок и спину асканки медленными, ласковыми движениями. Глядя в её прозрачно-голубые, словно чуть выцветшие глаза, мужчина на миг уловил там нотку какой-то тревоги, или усталости – но лишь на миг, потому что уже в следующее мгновение Совелу притянула его к себе вновь, продолжая поцелуй. Зельевар не сопротивлялся, наслаждаясь и отвечая на поцелуй, вместе с тем неспешно проникая под одеяло, чтобы, наконец, прижаться к своей возлюбленной всем телом, ощущая её тепло на своей коже. Положив ладонь на затылок асканки, не давая той разорвать поцелуй, второй рукой мужчина скользнул вниз, к краю ночной сорочки и под него, поглаживая симпатичные округлости ниже поясницы, время от времени чуть сжимая их, ощущая, как напрягается в эти моменты тело его женщины. В самом деле… Тот домик на краю леса остался далеко во времени и в пространстве, а их прибытие на острова оказалось омрачено и осложнено массой не самых приятных событий. У них не было ни времени, ни возможности насладиться друг другом вновь… А, между тем, Совелу не помешала бы разрядка, пока гнетущие её мысли не завладели ею совсем. Чуть прикусив нижнюю губу своей возлюбленной, Руфио осторожно, но настойчиво дёрнул край ночной сорочки вверх, после чего плавно скользнул ладонью по бедру асканки и меж её бёдер, нащупывая мягкие складочки чуть ниже лобка, поглаживая их и потирая круговыми движениями.

Чуть прикусив нижнюю губу, зельевар скользнул двумя пальцами уже меж складочек, лаская уже набухший чувствительный бугорок, наслаждаясь тяжёлым дыханием и вздохами своей возлюбленной. Казалось, возбуждение асканки, возвращалось обратно, стократ усиливая желания Руфио, заставляя мужчину вожделеть большего… Но и мысли нельзя было допустить о том, чтобы остановиться: в каждом вздохе Совелу, в каждой дрожи её стройного тела, в напряжении чуть царапающих его спину когтях ощущалась мольба не останавливаться, не бросать дело на полпути. Быть может, в иной ситуации зельевар бы и воспользовался этим стремлением, удерживая как можно дольше свою женщину на грани, но не позволяя ей скользнуть в сладкую эйфорию… По крайней мере, сразу. Но слишком жарко пылал огонь страсти, и слишком близко к нему стоял мужчина. Вновь и вновь потирая чувствительный бугорок, то быстрее, то медленнее, Руфио продолжал свои ласки – пока вдруг асканка с плохо сдерживаемым стоном блаженства не напряглась всем телом, плотно сдавливая его руку меж бёдер, чувствительно покалывая острыми клыками шею.
Счастливо вздохнув, зельевар нежно погладил свободной рукой по голове свою возлюбленную, в следующий же миг прижимая её к своей груди – крепко, но нежно. Вторая рука по-прежнему оставалась зажата меж бёдер Совелу: всё ещё твёрдый и горячий бугорок то и дело пульсировал, и все мышцы женщины отзывались дрожью на его пульсацию, вызывая у Руфио лёгкую улыбку. Переутомление… Конечно же.
– Как знать… Но если ты устала, то мы можем продолжить завтра.
Хватка асканки чуть ослабла, позволяя мужчине вырваться из томительного плена – чем тот не преминул воспользоваться. Впрочем, сбежал он недалеко: скользнув чуть ниже, поглаживая набухшие, покрытые белым пушком губки, зельевар словно невзначай скользнул чуть вглубь – лишь на миг, чтобы ощутить понемногу пропитывающую их влагу. Желание уже давно овладело человеком и не собиралось утихать, особенно сейчас: его естество в полной готовности, чуть подрагивая, касалось бедра Совелу. Достаточно лишь чуть повернуться, нависнув над ней, и… Руфио вновь чуть прикусил свою губу, ощущая, как страсть стремиться вытеснить всякие остатки его здравомыслия, завладеть им полностью… Но этого допустить было нельзя. Вдруг они потревожили рану? Или потревожат потом? Да даже если и нет… В самом деле, после такого насыщенного дня его возлюбленная и впрямь могла устать. С улыбкой зельевар заглянул в мутно-голубые глаза асканки, по-прежнему подёрнутые поволокой блаженства. Но, кажется, там скрывалось что-то ещё…

Асканка извернулась с грацией и проворством, которых зельевар уж точно не ожидал от своей явно уставшей за день раненной возлюбленной: казалось, вот только что он лежал рядом, пытаясь сдержать горящую в нём страсть и в то же время словно невзначай подразнивая набухшие, пропитывающиеся её же соками складки лона, как уже в следующий миг голова Руфио покоилась меж скромных, но таких сладких холмиков грудей. Какая юркая… Украдкой человек покосился на повязку, скрывшую самую глубокую из ран: остальные, по счастью, оказались лишь неглубокими царапинами, и растревожить их он не боялся. Впрочем, недвусмысленный намёк от Совелу заставил человека вернуться к прерванному делу: опёршись на руки, нависая над своей женщиной, он сначала нежно поцеловал острые вершинки грудей, чуть царапая соски зубами – не одной ей же так развлекаться! – прежде чем слиться с ней в страстном поцелуе. Его естество, горячее и напряжённое, скользило меж ног асканки, размазывая по половым губам вязкие капли смазки и заставляя ту вздрагивать, когда широкая головка задевала всё ещё чувствительный бугорок. Но страсть, заставлявшая Совелу нетерпеливо покусывать губы зельевара, сжигала и его самого: на миг замерев и выгадав момент, Руфио одним сильным, но плавным движением проник внутрь, заглушая стон своей возлюбленной страстным, горячим поцелуем.
Слишком давно они оставались наедине… Так. Долгое путешествие на корабле, затем подтачивавшая его тело болезнь – все эти преграды теперь остались позади, и наконец-то они могли отдаться друг другу без остатка, не думая ни о чём, забыв обо всём мире. Что бы не происходило за пределами их маленькой уютной комнатки, утратило своё значение: остались лишь они двое, жар их тел и страсть, сжигающая дотла всякие намёки на здравомыслие. Острые когти асканки царапали его спину, заставляя мужчину рефлекторно напрягаться ещё сильнее, вновь и вновь преодолевая сопротивление плотно обхвативших его ног. Такая горячая, такая желанная… Руфио закусил губу, отчётливо ощущая, как остатки разума покидают его, уступая место лишь горячему, неистовому, почти звериному желанию. Вновь когти вонзились в его спину – и человек, чуть рыкнув, отстранился от губ своей женщины, вместо этого прихватывая зубами с готовностью открывшуюся ему шею, с удовольствием ощущая, как Совелу в этот миг сжала его внутри ещё сильнее, не в силах сдержать удовольствие. Может, она и считала, что сейчас брала своё удовольствие по праву, как подобает аристократке. Но власть её была лишь иллюзией.
Закусив от наслаждения губу, Руфио двигался то быстрее, то медленнее, наслаждаясь каждым сладким мигом единения, каждым вздохом и стоном её возлюбленной, ощущая, как крепнет его желание в ответ. В голове промелькнула шальная мысль по поводу «безрассудств». В самом деле, тогда у них не было нормального ложа, и сдвинутые вместе скамьи не были столь надёжной опорой. А сейчас…
Отстранившись, зельевар полными томного желания глазами любовался на свою возлюбленную, прежде чем тихонько лечь рядом. Всё ещё разгорячённая, тонущая в удовольствии, Совелу не сразу заметила пропажу – но едва в ей подёрнутых поволокой наслаждения глазах появилось удивление, Руфио осторожно, но крепко обхватил её талию, без труда поднимая свою возлюбленную над собой и усаживая её на себя. Жар разгорячённого лона показался обжигающим после момента покоя и мужчина только и смог, что нетерпеливо толкнуть бёдрами. Руки асканки скользили по его груди и животу, когда как её бёдра непроизвольно чуть двигались вперёд и назад, потираясь чувствительным бугорком о естество мужчины. Тяжело дыша, Руфио взглянул в глаза своей любимой. Власть… Она думает, что властна над его удовольствием? Руки человека скользнули ниже, крепко обхватив попу асканки, а затем вновь приподымая женщину и насаживая её на горячий, пульсирующий от желания орган до самого основания, заставляя и его, и её стонать от удовольствия. Вновь и вновь мужчина толкал бёдрами, не выпуская свою возлюбленную из сладкого плена, и единственным его желанием было, чтобы это продолжалось вечно.