Пробный пост #1

Никакие стены не могли остановить теплый ветер, пришедший из знойных земель юга. Важный, неторопливый и степенный в чертогах Саммана, он рождался непокорным и бунтарным юнцом, иноземцем, пришедшим откуда-то из Рассветного моря, взрослел, волочил ноги сквозь великие пески Пылающей пустыни, набирался мудрости, взбираясь на Паргосские холмы. И наконец он, седовласый старец, познавший земли восточных эльфов и всю мудрость востока, здесь – в жемчужине королевства.
Ветер нес с собой запах города. Торговцы говорят, что базар – сердце любого города. Несомненно так! И благословенный мудростью Видящего суховей принял на себя роль крови, усердно трудясь, дабы убедиться, что частицы сердца достигнут каждого уголка тела по кровеносным сосудам-улицам.
Пахло специями: шелковистый аромат шафрана, шероховатый привкус перца, чуть удушливый мускат, едва жгучая корица. В этом был весь Восток: вкус и запах должен быть во всем. И даже здесь – в стенах Сайдар-данума, отчетливо различалось многообразие ароматов специй, сладостей, древесины, камня и тончайших шелков.
Очи Золотого и Серебряного светил, неотрывно следящих за городом сквозь призму увеличительного стекла из воздуха, медленно-медленно начали уставать, но бдительности отнюдь не потеряли, а лишь поубавили жару. Самое время для вечерних прогулок!
Едва ли мощеные булыжником улицы Сайдар-данума были и в половину столь же многолюдны, по сравнению с разнообразием людских масс в городе, бурлящих за Первой стеной, но и опустевшими назвать их было отнюдь нельзя. Среди совершающих вечерний променад, впрочем, особливо выделялись отдельные группки – аристократы королевства и их сопровождающие из слуг, друзей, советников и охраны. Подобное сопровождение обуславливалось отнюдь не необходимостью, но предписывалось этикетом, протоколом и традициями, пренебрегать которыми в стране древних правил и обычаев взбредало в голову далеко не каждому.

По брусчатке старого Самана неспешно прогуливался темноволосый юноша. Было ли в нем что-то примечательное? Едва ли аккуратный внешний вид и дорогие одежды смогут удивить жителей, живущих за Первой стеной. Однако, судя по внушительному эскорту, среди которого особо выделялись воины, облаченные в длинные тисненые золотой нитью черные плащи (и это – несмотря на еще не спавшую вечернюю жару!), споры о семейной принадлежности юнца можно было прекратить сиюсекундно.
– Моя неблагосклонность по отношению к прогулкам и павлиньему показушничеству должно быть тебе хороша известна, Шервиз, но тем не менее, каждый раз, стоит Золотой Звезде покачнуться с зенита, ты заставляешь меня отрываться от манускриптов, учить усердно которые ты же и велишь. Вернемся во дворец.
– Выпрямьтесь, господин, согнутая спина не годится луноликому высокородному наследнику Сиятельного Востока – негоже проявлять и капли сомнения, когда ноги его ступают по землям великих предков, – мягко, но с достаточным упором, возразил Шервиз ди Дикмен. – В магии, ровно как и в политике, наблюдательность играет роль ключевую, а потому Его Высочество совершает не ежедневные прогулки в обществе своих слуг, но продолжает начатые во дворце занятия.
Истонченная кожа шагающего по правую руку от юноши старого эльфа походила на высушенный в песках пергамент: сморщенный, измятый и хрупкий. Он походил на пустынный кипарис – одинокий, потрепанный пустынными ветрами, подрастерявший к старости едва ли не всю листву, корнями же однако вросший в землю настолько глубоко, что просто так его оттуда не вырвать.
Отнюдь не самый сильный маг королевства и далеко не самый родовитый и богатый его представитель, ди Дикмен отличался характером непростым и тяжелым, если не сказать: «скверным», но в то же время был одарен редким талантом к преподаванию, за что и был известен, как один из талантливейших учителей магии на всем востоке материка. Имея более чем скромные запросы в личной жизни, мудрец, тем не менее, за свою долгую жизнь сумел заручиться поддержкой и благосклонностью многих семей Серебряной и Золотой Лозы, чьих отпрысков ему довелось воспитать (оные, впрочем, уже занимали видные государственных посты). Обладатель жесткого морального стержня, Шервиз славился и еще одной чертой: старик был известен как непробиваемый фундаменталист.
Стоит ли говорить о том, что известие о его назначении в качестве главного наставника младшего принца королевства, в ранних летах открывшем в себе талант к искусству магическому, было встречено с неоднозначностью у обоих партий: проводящая радикальную политику королева была с плохо скрываемой неприязнью поглядывала на престарелого реакционера, в мудрости которого, однако, сомневаться не приходилось. Старец же покорно принял свой почетнейший долг, впрочем, без явного энтузиазма. Впрочем, причина для поиска компромисса была существенной – принц Камаль. 
– Размышляйте о причудах мироздания, денно и нощно окружающие нас, повелитель. Восход небесных светил, жар великих песков, тяжелые вздохи непреступных стен нашей благословенной столицы, поклоны и улыбки слуг Вашего Высочество, расступающихся пред его взором. Все это – тонкая скорлупа, скрывающая сущность куда более глубокую и менее… однозначную.
Камаль поморщился, словно вкусив дольку лимона – высокоэльфийский мог оборачивать кислую правду в какую угодно сладкую оболочку, однако вкуснее она от этого не становилась, оставляя на языке противный приторный осадок. Шервиз всегда был таким – никогда не скрывал от принца своего мнения. Черта, обязательно приведшая бы к ее обладателю неприятности, с младшим наследником Эль-Самманского престола сыграла в обратную сторону – Камаль ценил в своем наставнике откровенность. Что, впрочем, не означало того, что откровенность была мотивирующей.
Перейдя на безлюдный проспект, принц сделал небрежный пас рукой, веля слугам и охране отстать на несколько шагов. После же, убедившись, что никто не сможет их услышать, юноша обратился к своему учителю:
– Тебе известно о недуге, поразившем Дайнавэля, Шервиз? – прошептал принц.
– Не стану отрицать, луноликий, – уклончиво ответил тот.
– Сие известие отнюдь не показалось тебе неожиданным, и реакция твоя говорит об обратном.
– Уши нижайшего из нижайших слуг Дайнарио не удостоены подобных тайн Алмазной крови, однако стены священнейшего Джан Тэй-Шираза не столь толсты, как его Высочество мог бы полагать – зодчие великой цитадели, увы, не смогли заделать все «дыры».
Подобное известие удержать в клетке было непросто. Разумеется, дворцовая охрана любые пересуды пресекала, однако то, что известие не распространилось за стены дворца было подобно чуду.
Принц ожидал этот ответ. Более того – он ждал, что наставник коснется этой темы первым, ведь событие напрямую затрагивало темы намного более щекотливые, чем каждодневная практика. Шервиз же, судя по всему, придерживался своей «скромной» должности и вызывать недовольство своего юного господина не смел, но вернее было бы предположение, что старик просто лукавил и ждал, когда принц осмелеет и заведет разговор первым.
– Что же мне делать, Шервиз? – прошептал тонким голоском Камаль.
В уголке глаз защипало, но мальчишка волевым приказом самому себе велел подступившим слезам мгновенно иссохнуть, а комку в горле – развязаться. Он был эль-Тосканисом! Юным, самым младшем в семье, самым несмышлёным и наивным, но эль-Тосканисом! И ни одна слезинка не посмеет появиться на его очах.
– Совершенствовать свой разум, дух и тело, Дайнарио, – ответил Шервиз, – дабы в нужный час стать надежной и крепкой опорой для благословленной Видящим семьи.
Принц, несмотря на минувшую печаль, возмутился подобным ответом своего самого доверенного друга. Ответа, а вернее даже – отговорки, достойной жреца, отпускающего пустяковые грехи в храме.
– Тебе прекрасно известен мой сегодняшний статус при дворе, Шервиз, – насупившись прошипел он в ответ. – Едва ли меня воспринимают всерьез и придворные слуги, не говоря уже о политических соперниках моего благословенного старшего брата, видящих во мне лишь еще один плод чресел чужестранки, мозолящей их невежественный взор и закостенелое упрямство.
Самый младший принц. Самое юное дитя. Он с малых лет мог начать привыкать к блаженной размеренной жизни тунеядца и прожигателя королевской казны, подобно многим сынам семейств Золотой Лозы. Однако строжайшее воспитание королевы, а позже и открывшийся дар к магии определили и закалили характер юноши: дисциплинированность и тяга к знаниям стали главными его чертами. Но вместе с этим пришел и цинизм – вечный спутник раннего взросления, отказа от инфантилизма, юношеского романтизма и максимализма.
Болезнь отца застала его в том щекотливом возрасте, когда юные мальчишки готовы совершить самые безрассудные поступки из-за эмоций, кипятящих кровь и туманящих разум, из-за зова сердца, оглушающего мысли. Но Камаль не позволил себе этого – он был не просто мальчишка, но наследник!
Он очень много думал, планировал, проводил все больше времени в библиотеках, погружаясь в прошлое, ища в нем ответ. И каждый день говорил себе, что это – не страх, что страха в нем нет! Но что знает о страхе мальчишка?
– Оценивать свои силы подобно так любимыми вами шахматным фигурам – дело неразумное, луноликий господин. А в политических танцах нет размеченных заранее полей, как и нет деления на черное и белое, – пожав плечами невозмутимо ответил мудрец, пропуская мимо ушей невзначай оброненный намек на его принадлежность к консервативным течениям.
– Однако Халил рази Джами писал, что: «Камню не стать птицей, как птице не стать фениксом», – возразил принц.
– А столетия спустя Селим Бируни говорил: «Падение крошечной песчинки сдвигает целый бархан, а дуновение ветерка образует бурю», – парировал старик.
Ворота и стены Джан Тей-Шираза выросли внезапно, словно мираж, возникший в пустыне. Погруженный в свои думы принц встряхнул головой, возвращаясь «на землю».
– Я… – запнулся он. – Ты правда так считаешь, Шервиз?
– Нижайший из нижайших слуг луноликого всегда говорит только правду, – ди Дикмен отвесил важный протокольный поклон, перед тем как войти во дворец следом за своим подопечным.
Прогулка не прибавила принцу настроения. Но зато добавила уверенности.