1. Имя, прозвище, фамилия, титул персонажа.
Мирута Тсерка, аскане зовут похожим по звучанию словом "меруэрт" - "скатень", "речной жемчуг"

2. Возраст, дата и место рождения.
19 полных лет; 16е число месяца Цветня 1104 года от Айстокского союза; Талера

3. Раса персонажа.
Человек

4. Профессия, род деятельности, причастность к гильдиям, бандам, организациям
Довольно умелая вышивальщица, также некогда ходила в подмастерьях у мага;  принадлежит асканскому Дому Снежного волка в качестве писаря при управляющем питомником шамхарров в провинции Скагель.

5. Внешность персонажа.
Невысокая рыжеволосая девушка, на вид ей не более двадцати лет. Телосложение у нее стройное, однако без излишней худобы. Как, впрочем, и без ярко выраженных, приятных мужскому глазу форм и фигур – плечи не слишком узкие, грудь не слишком велика, а талия, наоборот, не слишком заметна. Одним словом, сложение человека, который от природы мал, мало ест и столь же мало себя утруждает. Будь она обнаженной, можно было бы отметить наличие мягкого, округлого животика и чуть великоватых ступней ног с рядком смешных, похожих на сморчки, пальцев. Но при более внимательном взгляде можно заметить и ее достоинства – линия бедер женственная, ноги довольно ровные, с округлыми коленками, ладони же просто прекрасны. Да-да, есть все же что-то у Меру, что можно безоговорочно признать красивым – узкие ладошки с длинными пальцами, каждый из которых украшает маленький розовый ноготок овальной формы. Хотя порой они темны от чернил, но речь совершенно не об этом! Девушка справедливо гордится своими руками, созданными или для иголки с золотой нитью, или для струн мандолины. Да и некоторые дворянки не отказались бы родиться с такими... Кроме приметных красивых ладоней, у нее есть пара-тройка особенных родинок, например, одна маленькая, расположившаяся аккурат между грудей, а другая на левом бедре, а еще одна и вовсе стыдно сидит на ягодице правой... Счастье, что пока лишь родинки, а к старости будут бородавками, то-то ж срам будет. Но, разумеется, самая главная примета у девицы - это клеймо Дома Снежного волка. Его можно заметить, если поднять волосы и показать затылок : знак Дома расположен чуть выше выступающего верхнего позвонка, размером с серебряную вольгу и изображает отпечаток волчьей лапы. Рисунок слишком тонкий, чтобы быть настоящим клеймом, да и цвет у него необычный - серебристо-бирюзовый, будто переливчатый, даже татуировки такими не бывают. Меруэрт повезло, будучи более ценной рабыней, получить в Скагеле магическое клеймо вместо обычного. По дороге в питомник шамхарров из тридцати обычных рабов двое точно умерло из-за плохо заживших клейм на лице, поэтому предусмотрительные аскане никогда не подвергали такому риску грамотных невольников, а уж тем более - магов...
Если уж разговор пошел о лицах, то стоит упомянуть и лицо самой девицы. Его можно счесть довольно милым, по человеческим меркам – светлая и чистая кожа, круглые щеки, маленький аккуратный нос, розовые губки, с которых еще не сошла детская припухлость. А если застать момент, когда она улыбается, то выглядит и вовсе лет на шестнадцать : юное создание с сияющими карими глазами, растрепанной косой через плечо и пятном от чернил на кончике носа. Хотя такое бывает редко, гораздо чаще Меру серьезна, сосредоточившись на выполняемом деле. Еще стоит лишний раз упомянуть ее волосы - рыжевато-каштановые, длиной до пояса. Жаль, конечно, что они не вьются от природы, и что их приходится заплетать в тугую косу, и лишь перед сном можно полюбоваться на рассыпающиеся по плечам волны, но зато они густые, и коса не похожа на крысиный хвост.
Если же не только глазеть на девушку, а взять и поговорить с ней, то можно заметить еще кое-какие мелочи. Например, что она картавит, значительно смягчая букву "р" и произнося "рхыба" вместо "рыба". Вкупе с негромким, мелодичным голосом это звучит приятно, хоть временами и трудноразбираемо. Также при разговоре она старательно смотрит вниз, а если и поднимает взгляд, то, сощурившись, смотрит на собеседника и одновременно мимо него.  Казалось бы, возмутительное неуважение, но ее глаза глядят рассеянно, будто не знают, куда точно нужно смотреть. Причина проще некуда - довольно серьезная близорукость, при которой с трех шагов уже не различить таракана на побеленной стене.
Но, несмотря на это, девица все еще посвящает свободное время рукоделию - вот на воротнике блузки вьется виноградная лоза, тут по краю рукава распустился шиповник, а на коленках лежит холщовая сумка с вышитым на ней венком из ягод, дубовых и кленовых листьев.  Не золотое или серебряное шитье с жемчугами, но все равно очень украшает Мируту. А как иначе, если вся ее одежда весьма и весьма скромная? Большинство шерстяных юбок и платьев темные или линялые настолько, что уж лучше б были темными, а льняные блузки настолько простого покроя, что похожи на детские. Впрочем, есть пара вещей, доставшихся в подарок от кухарки - маленькая курточка из темно-синего сукна с тощей меховой оторочкой и шерстяное платье грязно-травяного цвета, главным достоинством которого является кокетливая шнуровка на груди. Эти два сокровища девица украсила по своему вкусу незабудками и лютиками, вышив цветы красивыми, яркими шерстяными нитками.
Раз уж речь зашла о важных для нее вещах, то стоит упомянуть и самое главное сокровище Меру - кулон на серебряной цепочке, подарок Кэскила Дэрхел'ара, главы Дома. Это маленький, размером с фалангу большого пальца, ромб с усеченной верхней частью, в которую вдето кольцо для цепочки; на поверхности кулона вычеканены два стилизованных единорога, вздыбленных и смотрящих друг на друга, между фигурами тускло сверкает круглый, размером с гречишное зернышко, аквамарин, довольно мутный для такой качественной работы. Меру никогда не снимает цепочку, боясь потерять свое единственное украшение, однако и не старается показать его каждому, предпочитая прятать кулон под воротник одежды.
Склонившись ли над письмом или пяльцами, девушка сильно сутулится, но тому виной плохое зрение, при ходьбе же она старается держать осанку. Что касаемо ее походки - шаг у нее широковат для женщины, но только в светлое время суток и в пределах дома или другого знакомого пространства. Оказавшись в полумраке и, быть может, даже в незнакомой местности, она ступает крайне осторожно и мелкими шажками. Прочие телодвижения у девицы схожи с походкой - иногда ее жесты размашисты, когда она рада, иногда же скованы и осторожны, если она испугана или настороженна. Хвала богам, воспитанна настолько, чтоб беззаботно в носу не ковырять во время разговора, а так - ничего особенно в ее движениях и нету.
В целом же Мирута производит впечатление светлого, беззлобного и покорного создания, причем кротость ее не напускная, вызванная нынешним положением, а самая что ни на есть искренняя.

6. Характер персонажа.
При знакомстве девица не покажется смелой, или честолюбивой, или благородной. Пожалуй, она даже не кажется особо умной. Если уж говорить напрямую - перед вами простодушная, немного наивная, трусливая бабенка. Ей неведомы смелость, самопожертвование и прочие достойные качества. В определенный период жизни ее можно было назвать капризной и немного избалованной, но детство весьма быстро кончилось для нее в одну Великую стужу, да и рабство не способствует избалованности. Из положительных качеств стоило бы отметить послушный, покорный характер, незлобивость. В принципе ее даже можно посчитать доброй, хотя бы потому, что она не злая по своему нраву. Но добра почти не творит, если это что-то сложнее брошенной собаке кости или хлебных крошек для птиц. Можно ли ее тогда назвать доброй? Нет, все же скорее незлой. Но так же стоит вспомнить о ее возрасте и постараться судить менее строго, понадеявшись, что у нее еще будет шанс показать себя.
Мирута чем-то напоминает кошку или другую мелкую зверушку, которую заводят для уюта и незначительной помощи. Она точно так же способна на выполнение несложной, незначительной работы, заодно принося окружающим нечто вроде ощущения покоя и уюта. Хотя, само собой, это не распространяется на тех, кто считает, что ей слишком повезло с ее нынешним положением и они бы с радостью посмотрели, как она будет улыбаться, убираясь в загоне для шамхарров.
Пожалуй, о ней больше нечего сказать, что даже звучит как-то обидно. Но что еще сказать о душе глубиной как лужа? Она не прожила еще достаточно, чтобы понять, почему страдала и что это ей дало, почему ей везло оставаться в живых и как теперь следует жить, если так распорядились боги. Все эти высокие мысли ей практически чужды, больше ее занимает зеленая нитка, которой явно не хватит на вышивание вон того листа земляники.
Предел ее мечтаний - жизнь с неким возлюбленным, идти за ним, как тень, след в след, быть ему верной и доброй женщиной. Ведь суть любви именно в этом, да? Всегда быть рядом и по мере своих сил радовать. Скорее всего это будет кто-то, похожий на Аурела... в самых отчаянных мечтах девица видит себя подле Кэскила Дэрхел'ара. Возможно, в ее жизни найдется место детям, о которых она будет заботиться, как тетя Адель заботилась о ней. Возможно, она проживет долгую, незлую и спокойную жизнь, где умрет не от вражеского меча или воровского ножа, а от старости.
Лишний раз подтверждая свою слабость и незначительность, Мирутка боится множества вещей - грозы, ночниц, оборотней, кикимор, змей и гусениц, особенный же ужас в нее вселяют пауки любых размеров и пчелы. Хотя к последним относятся так же осы, шершни, оводы и, на всякий случай, шмели - порой не разглядеть, кто точно летит, но слух не подводит, Меру всегда слышит опасное жужжание и почти безошибочно отличает его от безобидной мухи.
Еще каких-либо особенностей в ее норове вроде как нет. Ни презрения к поработившим ее велтаро, ни ненависти к полуэльфам, ибо один из них ее развратил... поэтому какое-либо неприятие к народу просто потому, что это такой другой народ, она не испытывает. Как-то глупо это так думать, правда? Хотя, само собой, она справедливо побаивается серпенте, которые, как говорят, и сотворили ту жуткую Алую ленту, от которой ей и Аурелу пришлось столько лет бежать...
Печально иметь столь убогую натуру, но, с другой стороны, ее никогда не посетит мысль об этом, и она по-прежнему будет радоваться одним мелочам и печалиться от других. Значит ли это, что ей не повезло?

7. Биография персонажа.
Сия скромная история берет свое начало в году одна тысяча сто четвертом от Айстокского союзу. Это был неплохой год, а виноградари могут поспорить, заявляя, что один из лучших. И в самом деле - уже в первую неделю месяца вовсю цвели вишни и яблони в садах близ города. Да и в самой Талере цвели сады, садики и палисадники - тут и там виднеются крокусы и гиацинты, нарциссы и хохлатки, а у состоятельных хозяев расцвели красные асфодели. Весна была в самом воздухе - то был не только запах цветов, но и доносящийся с Зарьки запах воды, ила и водорослей. А к полудню еще и добавляется аромат свежего хлеба, жареной рыбы... Впрочем, в шестнадцатый день цветня в угловом доме, расположенном в портновском квартале, украшенном бронзовой вывеской в виде ножниц и катушки ниток, не пахло ни хлебом, ни рыбой, ни какой бы то ни было едой вообще. Но читателю не стоит ожидать в следующих строчках ужасов и страстей, вроде Соломенного духа, который превратил всех обитателей в плетенных человечков. Все куда проще - в семье портного по имени Клементин Тсерка родился долгожданный ребенок. Его жена, Чарыся, в девичестве Цесаря Бьяла, немолодая женщина лет тридцати пяти, была в этот момент самой счастливой матерью на свете. Единственная вещь омрачала ее радость - девочка родилась почти на полтора месяца раньше срока, была довольно маленькой для младенца, и вела себя на удивление тихо, даже не разразилась в первые секунды жизни громогласным плачем, как все обычные дети. Но несмотря на это, Чарыся была полна решимости выкормить свою дочку, холить и лелеять ее, ведь ее появления пришлось ждать - страшно сказать! - почти пятнадцать лет.
Однако ее планам не суждено было сбыться. Послеродовая лихорадка, которая обыкновенно длится день или два, почему-то затянулась на неделю. Затем к лихорадке добавились частые кровотечения, что нанесло окончательный удар здоровью немолодой роженицы. Приглашенный медикус только разводил руками - несмотря на ежедневные визиты, микстуры и настойки, Чарысе становилось только хуже. С каждым днем она увядала, и на исходе второй недели испустила дух.
Климек остался один, без жены и с маленькой дочкой. Счастье, что в прошлом году в Талеру к родителям вернулась овдовевшая сестра Чарыси - Адель Блескавица. Да не одна, а с двумя маленькими детьми на руках. Недолго думая, Климек предложил ей поселиться в его доме - после смерти Чарыси маленький угловой дом вдруг стал пугающе-пустым.
Адель не была похожа на тихую Цесарю - она не только младше, но еще и от другого отца. Дородная, белокурая молодая мать, под ее руководством в доме быстро воцарился утраченный покой и порядок. Клементин с чистой совестью вернулся к своему ремеслу, оставив девочку на попечение Адели и ее старшей дочери Нарцысе, которой в ту пору было около девяти лет.
Здесь упоминается множеством имен, но как же зовут незаметную героиню нашего повествования? Климек был человеком недалеким, хоть и очень добрым, он хотел назвать дочь непритязательно - Клементина. Что хотела Чарыся, увы, уже не дано узнать. К счастью, в дело вмешалась Адель, заявившая, что назвать одного из детей просто в честь родителя, когда у двух других звучные "Нарцысса" и "Тицияна" - это с самого начала обездолить бедную девочку. Климек не совсем понял, в чем же тут обездоленность, но спорить не стал, предоставив выбор свояченнице. После целого дня раздумий, в результате которых были нечаянно разбиты две крынки с молоком и опрокинута плошка с опарой, Адель нарекла девочку именем "Мирута". Скромно и в то же время красиво.
Мирута, или чаще всего Мирутка, росла в спокойной, уютной обстановке - вопреки множеству сказок, сестра матери не только относилась ровно ко всем детям, но и не старалась женить на себе Клементина, даром что за год до смерти Чарыси холера унесла и мужа, и старшего сына. Ничего подобного не было, и тетка Аделя всегда была такой, как в самый первый день - деловитой, сноровистой молодой бабой. У нее все спорилось : и на кухне, и с детьми, и даже в мастерской - Чарыся и Аделя, если так можно выразиться, были потомственными белошвейками. Их родители, и даже родители матери - все до единого были ткачами, портными и швеями.
Как только Мирутка и Тициянка подросли ровно настолько, чтобы за ними могла присматривать Нарцыся, тетка стала помогать отцу, ведь его мастерства хватало лишь на то, чтобы практически на глазок кроить и шить плащи и рубахи. А кто их будет расшивать? Первые два года пришлось содержать нанятую девку-швею, что сильно сказывалось на доходах семьи. Ибо сбережений давно уж не стало - большая их часть ушла на лечение Чарыси, а оставшегося едва хватило на ее похороны. Поэтому помощь Адели была как нельзя более кстати. Вскоре она полноценно взяла на себя работу покойной сестры, и в мастерской все стало как прежде.
Впрочем, не совсем. В такие моменты Клементин мог хмыкнуть, а потом украдкой улыбнуться. Да, три девочки, растущие в стенах дома - такого тут раньше не было. То смех и радостные визги, то грохот и рев в две, а то и три глотки... такого угловой каменный домик еще не видел.
Нарцыся была прелестной девчушкой, и обещала стать еще прелестнее, едва ей исполнится пятнадцать лет. Адель нередко ворчала о том, что вот уже скоро-скоро придется приглядывать за старшей ежеминутно. И немудрено - мало того, что смазлива собой, и будто бы мало, что знает об этом, так еще и пытается этим пользоваться! То глазки строит мяснику, предлагая скинуть цену на пару-тройку грошей, то уйдет за свежим молоком и полтора часа бродит по рынку, гордо шествуя с распущенными волосами, сияющими на солнце белокурыми локонами. Впрочем, надо отдать должное, Нарцыся не была из гулящих, и цену себе знала. Большая часть ее выходок была довольно невинной, скорее для смеху. А по-настоящему она глазки строила лишь сыну торговца специями да заказчикам Клементина, из тех, что побогаче и помоложе. К счастью, в те дни никто ей не отвечал взаимностью, а то Белояр один знал бы, к чему привела бы влюбленность Нарцыси - упрямой и горделивой красотки.
Что касаемо младших, то Тициянка росла крепкой, здоровой девчушкой, чего не скажешь, увы, о Мируте. Дитё с самого рождения было чахлым, умудрилось переболеть и золотухой, и ветрянкой, и крупом... или даже дважды крупом, стоит ли упоминать частые простуды? Но, несмотря на это, Мирутка не стала изнеженной и капризной. И, к счастью, не научилась врать и пользоваться своим слабым здоровьем, чтобы увиливать от работы по дому, как Тицияна. Адель с грустью замечала за дочерью зачатки хитрости и изворотливости, которых в таком возрасте не должно быть. А уж чем дальше будет, тем краше, как водится... Но ни единой душе в этом не призналась, уповая на то, что может дочь подрастет и изменится в лучшую сторону. А вот у племянницы норов был хороший, как у отца - спокойный, добрый, и ни капли той взаболмошности, которая подчас появлялась у Чарыси. Кроме того, она послушная и добрая.
Клементин особо не вмешивался в воспитание дочери и племянниц, здраво рассудив, что Адель знает, как лучше. И она старалась, как могла. Шесть долгих лет Аделя беспрестанно заботилась о семье - не на кухне, так в мастерской, не в мастерской, так бежит к реке стирать одежу. А ежели выдавалась свободная минутка, то она тратила ее на детей, всех сразу. Никто бы ее не упрекнул в недостаточном внимании или несправедливом отношении.
На шестой год после смерти Чарыси дела у семьи наконец-то пошли в гору, сам Клементин признавался, что впервые после Северной войны у него столько заказов. Вон, прошла холодная зима, столь же прохладная весна, обычно к началу лету наступает затишье. А в этом-то году даже несмотря на жару, в городе не протолкнуться, отродясь столько гостей не было.
Но все было не так радужно, как на первый взгляд. Вместе с гостями, а точнее, беженцами, пришли нехорошие слухи. Что на западных островах бушует неизвестная зараза, от которой все мрут как мухи, будь то человек или эльф. Что на побережье материка еще две недели назад начали сжигать первых покойников. Что эта Алая лента не только душит и разит всех без разбору, но особливо неравнодушна к молодым женщинам и детям. Что ежель ты чахлый здоровьем, лучше удавись поскорее, прежде чем сам заболеешь и заразишь свою семью и дюжину соседей впридачу.
Адель пришла в ужас - в отличие от беженцев с Побережья, бежать им было некуда, кроме старого дома в деревне. Да и денег не хватило бы на то, чтобы увести семью из двух стариков, двух взрослых и трех детей в безопасную местность. Клементин, наверное, впервые в жизни обратился за помощью к своим клиентам. Ибо повыше него будут, и уж точно знают, что делать. Но и богатеи не знали, как быть... Одни ставили на север, та же Вьерра или еще большая глухомань Белокамень. Дескать, лучше к асканам в пасть, чем сдохнуть наравне со всем городом. Но тут нельзя слишком спешить, без прислуги в такой глуши будет тяжко. Вторые считали, что спасение на востоке - сама природа огородила Легир и от вражеских войск, и от заразы. А оттуда можно и на острова бежать. Главное - снарядить хороший отряд, чтобы преодолеть Кемпинскую падь в безопасности.
Снарядить отряд, собрать прислугу... портной сардонически улыбался при этих советах и спешил покинуть дом богатых господ. Он обходил их один за одним, но никто не предложил помощи, даже самой символической. Видно, в Талеру пришли совсем мрачные времена.
Климек уже мысленно смирился с тем, что придется собрать семью и везти в деревню, где, коченея от страха и голода, они будут ждать прихода смерти, неважно, какой. Даже ссуду негде взять, ростовщики или разбежались, или отказывались давать в долг потенциальным покойникам.
Но в одном из домов портной нашел столь нужную ему помощь и поддержку. Это не было роскошное поместье какого-нибудь барона, находящегося на короткой ноге с самим герцогом. И не особняк-громадина, принадлежащий торговцу талианским хрусталем, нет. Скромный двухэтажный дом, раза в два с половиной поболее дома самого Клементина. Но зато каков изнутри...
Одно убранство напрочь исключало предположения о том, что владелец торгаш или дворянин. Уж слишком все тут вокруг... причудливо. Тут нагромождение потертых шелковых подушек, здесь пятно от алых чернил, тут череп неведомой зубастой твари, а под скамьей валяется громадный стеклянный шар. Клементин пару раз сморгнул - он готов был присягнуть, что видел, как в глубине этой штуковины что-то сверкнуло и как будто бы лес с рекой показались. Но тут в комнату зашел хозяин дома, облаченный, несмотря на жаркую погоду, в шелк и бархат и источающий удушливый запах благовоний.
Да, то был волшебник, пожалуй, единственный, которого Климек знал лично и на протяжении... хмм, не менее четырех лет. Но гостил в его доме впервые. Колдуна звали Аурел Соряну, себя же он не без гордости именовал "Аурел-полуэльф". И выглядел именно так, как назывался - остроухий, златовласый статный красавец. Он регулярно, не менее двух раз в год, заказывал у Климека тонкие белые рубашки с кружевными воротничами и столь же тонкие панталоны. Прочую одежду ему шил другой портной, и в отделке уже были не только кружева, но даже жемчуг и бобровый мех. Но, несмотря на двойные траты, колдун никогда не скупился на оплату, а ежель во время визита видел в мастерской Нарцысю, то всегда привечал ее монеткой или медовой булкой, купленной в соседней лавке.
Однако в этот день Аурел был довольно угрюм. Оказавшись поблизости, портной почувствовал запах перегара, не до конца перебитый изысканными благовониями, и решил было откланяться - кто их знает, каковы волшебники с похмелья? Для полной чаши не хватало еще попасться под горячую колдунскую руку. Но полуэльф помотал всклокоченной головой и указал на стол у окна, охрипшим голосом велев сесть и выпить с ним.
Клементин впервые видел полуэльфа таким мрачным, и решил не оставлять его в такую минуту. Его догадка о том, что колдуна так или иначе коснулась Алая лента, подтвердилась после второго стакана славной талерской наливки из яблок.
Ученик Аурела, парнишка лет четырнадцати, в прошлом месяце отпросился домой, мол, в такую жарищу никакое учение в голову не лезет. Волшебник был тогда в хорошем настроении, и отпустил мальца в его родной Золотой мыс. И спустя всего неделю после его отъезда попозли эти слухи о заразе. И только умалишенный сейчас понесется, сломя голову, на побережье, в поисках какого-то мальчишки. После четвертого стакана колдун всхлипнул и стал говорить что-то о каких-то вестниках, которых он шлет уже пятый день кряду (Клементин только подивился про себя тому, что все-таки нашлись безумцы, готовые за деньги на все), и о том, что у него нет силы, чтобы плюнуть на все и послать за ним, родимым, милым Фабусеком, какую-то стрекозу. И пусть бы она принесла его трупик, но это ж было бы лучше, чем сидеть в неведении и корить себя сейчас и потом за то, что не мог помочь!
Наконец, волшебник взял себя в руки, пригладил волосы и приосанился. За пеленой своего горя он так и не поинтересовался причиной визита Клементина. Не то чтоб это совсем странно, но... вряд ли бы этот простодушный мужичок пожаловал к нему в гости просто так. Полуэльф от природы был любопытным, а благодаря матери - благовоспитанным, поэтому охотно выслушал портного и его беду.
Осоловевший, окруженный черепами и свитками, Климек выложил все, как есть - что нет денег, что взять их не у кого, да и бежать в сущности некуда. Особливо с бабой, тремя детьми и бабкой с дедкой. Более того - он даже малодушно признался в том, что боится за свою родную дочь больше, чем за племянниц. Дескать, такая чахлая, что не ровен час заболеет первой из семьи, и сама умрет, и их в могилу утянет. Нехорошо так о родной крови говорить, ясно дело, но беспокойство же. И нельзя ее отделить от семьи и отослать куда-то к родным, ибо все издавна жили в Талере или близ нее...
Дальше Аурел слушал вполуха и слегка сощурясь. Он вспоминал свои визиты в мастерскую и те несколько раз, когда он видел в ней высокую белокурую девчонку, лет тринадцати, которая всегда делала вид, что плетет у окна кружево, а на самом деле кокетливо поглядывала на колдуна. Белокурая, востроглазая, такая светлая и чистая... и какая удача, что хрупкого здоровья. Уж он бы заботился о ней всесторонне, например, поил бы травяными эликсирами и помогал купаться в лохани с горячей водой...
Тут маг довольно неожиданно предложил свою помощь. Мол, есть у меня дом в Анхеле, года три как пустует совершенно, но жить в нем можно. И это самое подходящее направление - на юг и вглубь материка. Дорога неблизкая, но до осени будет более или менее безопасной. Аурел даже предложил некоторую помощь в виде трех золотых шер. И - что больше всего порадовало захмелевшего Клементина - вызвался увезти дочку в далекий город крылатых эльфов, Скайгард, где выучит ее грамоте и, если получится, магическому ремеслу. А если ее дар будет небольшим, то будет ходить у него в помощницах до шестнадцати лет, а после вольна будет вернуться домой. Недолго думая, портной согласился и даже поставил крестик в тут же составленном колдуном договоре.
Расстались они лучшими друзьями, условившись о том, что семья портного соберет вещи до конца недели, и перед тем, как покинуть город, привезут Мирутку колдуну.
Адель восприняла новости с радостью, но какая-то ее часть сомневалась в честности намерений колдуна. Чтоб прям так, человека с улицы облагодетельствовать? Нетушки, это странно! Клементин вяло отнекивался, уповая на то, что колдуны - не простонародье, у них иной склад ума... Аделя подхватывала его мысль, поминая всяческих отступников и извращенцев, аккурат из колдунского цеху, которых за прошлые года переловил Карающий огонь! Тут Климек ненадолго задумывался и выдавал последний аргумент - чем тратиться на них, изображая из себя добряка, для черного дела проще ловить беспризорных детей, которых сейчас как никогда много в Талере.
Когда спор начался по третьему кругу, Адель сдалась. В самом деле, что с ними всеми стало? Уже и не верят в доброту ближнего, докатились, скоро сами себе верить перестанут. Вздохнув из-за скорой разлуки с племянницей, Аделя с головой окунулась в заботы перед отъездом. Все вещи собрать, разобрать, выкинуть или раздать ненужное, самое ценное поближе, деньги зашить в панталоны... За всей этой суматохой неделя пролетела незаметно, и вот настал важный день.
Ранним утром к угловому дому подъехала крепкая повозка. Соседи помогли с поклажей, подсадили детей и тепло попрощались с Клементином и Аделей. День обещал быть ясным и жарким, поэтому возница торопился скорее покинуть Талеру. Подпрыгивая на мощеной мостовой, повозка медленно покатилась по узким улочкам ремесленного квартала, направляясь к городским воротам. Рядом с возницей сидел Климек, держа под рукой небольшой топор, купленный накануне за бесценок у знакомого кузнеца. Адель с девочками расположилась позади, на узлах и мешках с добром. А где же Мирутка? О, если б не вредный возница, она бы тоже сейчас ехала с семьей, но пришлось бы сделать приличный крюк, чтобы подвести ее до дома колдуна. Поэтому, скрепя сердце, дочку отправили с одной из соседских девиц. Адель расцеловала шестилетнюю крошку и на прощание вручила ей испеченный ночью сладкий пирожок с яблоками. Отец же обнял девчушку и отдал ей короткий плащик, в капюшон которого зашил один шер, и строго-настрого велел этот золотой отдать господину Соряну за свое обучение - Клементин не любил оставаться в долгу, как бы глупо не выглядело отдавать колдуну обратно один из его же трех золотых.
Итак, семья портного благополучно выдвинулась в путь, а соседка Клара столь же благополучно провела Мирутку через весь город, к дому волшебника. Там она передала ее на попечение служанке господина Соряну, который, к сожалению, еще не проснулся, но распорядился накормить и переодеть девочку.
Если с завтраком все было просто - усадить ее за стол в людской и подать медовой воды и вчерашнего овощного супа, то с одеждой вышла промашка. Купленное на рынке хозяином платье было явно не по возрасту малышке, разве что на вырост ей лет через десять? Но, с другой стороны, велели накормить и одеть, поэтому служанка так и поступила.
... Рукава были длинны, юбка на полтора локтя стелилась по полу, а в ширину там бы еще одна Мирутка поместилась. Но девчушка весело рассмеялась, подхватила подол юбки и убежала в кухню, где остался недоеденный пирожок.
В это время на втором этаже Аурел старательно причесывался, мурлыча под нос наивный мотивчик о любви. Оглядев себя в маленькое зеркальце размером с ладонь, волшебник вышел из спальни и грациозно сбежал по лестнице. Сегодняшнюю ночь он провел без сна, гадая, как бы получше все устроить. Его прошлый подопечный, пропавший у Золотого мыса мальчишка по имени Фабиан, или, как его нежно звал колдун - Фабусь, в первый же день очутился у хозяина в спальне, можно так сказать, прямо с порога. Да и его предшественница тоже, кажется. Аурелу везло на бывалых, тертых жизнью подростков. Но как поступить с нежной дочкой портного, он не знал. Может она, как и другие, самодовольно улыбнется, при нем переоденется в новую одежду, не выказывая ложного стыда, и сядет подле полуэльфа, дабы получить завтрак с его рук? Кто знает, может эта Мирута иного толку, и поднимет визг? Это было бы очень некстати, новая его служанка - такая любопытная омерзительно-грудастая баба, ей только дай повод почесать языком за пределами дома, не ровен час кто страже донесет на него.
- Миррута... - негромко проворковал полуэльф, заходя в кухню. За мгновение до этого он услышал доносящийся оттуда смех. Какой же нежный, совсем детский голосок...
Девица сидела на лавке, повернувшись к нему спиной и... болтала ногами в воздухе, не достающими до пола. Периодически ее ножки путались в длинном подоле платья.
"Карлица!Еще и рыжая!" - с упавшим сердцем подумал Аурел, рывком обходя скамейку и хватая девицу за плечо. На него испуганно уставились похожие на плошки карие глаза.
- Ты кто такая?
- Мирутка, г-г-сподин...
- Какая Мирутка, когда ты в два раза меньше ее?
- Да как же какая, я это, я... папа велел мне сюда идти и ждать господина кудесника.
- Проклятая чернь, плодятся как кролики... если ты Мирутка, то кто тогда высокая, со светлыми волосами?
- Да тож Нарцыся, господин... она моей тети Адели дочка, как и Тициянка... а я дочка Чарыси, или Цесари...
От вороха имен голова у полуэльфа пошла кругом и он сел рядом. К счастью, новая ученица карлицей не являлась, просто ей от силы лет шесть. Колдун скрипнул зубами - каким же надо было быть пьяным дураком, чтобы не уточнить, которую из детей портного он берет к себе в ученики!
- Нарцыся, значит... а ты тогда - чахлая здоровьем дочка Клементина и... Чарыси? - без особой надежды на иной, кроме утвердительного, ответ спросил Аурел. Девчушка закивала головой, вздохнула и подвинулась в сторону.
Все же глупо было надеяться, что какой-то совершенно незнакомый дядька захочет учить ее грамоте и колдунству просто так. Все-то всегда Нарцыське достается, эх. Мирутка еще раз вздохнула и с грустью стала выковыривать из остывшего пирожка кусочки яблок.
Здесь бы стоит сделать небольшое отступление, и рассказать чуть больше о новом герое в повествовании, и заодно заверить публику в том, что крошка-сиротка вовсе не угодила в лапы к чудовищу.
Аурел Соряну родился от союза эльфа-ювелира и смертной поэтессы. История их любви могла бы занять немалую часть нашего рассказа, но придется обойтись фактами, сухими, как ветви хвороста, падающие из рук немощной старухи сумрачным осенним вечером... Итак - сей союз был плодотворным, и речь не только о ребенке. Стихи Аньелы о природе, в частности, ее сборник сонетов "Венок из жимолости" всегда вдохновляли Эмила на создание поразительных по своей искусности изделий. Ювелир питал к золоту некоторое презрение, и потому предпочитал работать с серебром и финифтью. Многие из его поздних работ по праву считают шедеврами, особенно посуда и пряжки. Доподлинно известно, что не меньше двух благородных семей из Серебряной лозы поссорились, решая, кто из них купит у ювелира три кубка, каждый из которых оплетают эмалевые цветы и листья столь тонкой работы, что трудно поверить, что все, что потребовалось для их создания - это стеклянная труха и печной жар.
Эмил обожал Аньелу, но до брака дело так и не дошло. Читатель может воскликнуть "Надменный остроухий подлец!", однако это поспешный вывод - сама поэтесса не желала становиться его женой. Да и какая смертная женщина согласится на то, чтобы неизменно молодой муж застал ее увядание и старость?
Разница в возрасте всегда безмерно печалила Аньелу, а уж когда ей исполнилось тридцать, женщина впала в чернейшую пучину тоски. Ни муж, ни подрастающий сын не были ей в радость. В конце концов она собрала вещи, взяла Аурела за руку и тихим весенним утром покинула дом ювелира. Вернувшийся вечером эльф нашел на столе лист пергамента с его любимым сонетом и сухой букет ирисов. Больше он никогда не видел Аньелу, и лишь спустя сорок лет вновь встретился с сыном.
После долгого путешествия поэтесса поселилась в маленьком доме на окраине Анхелы и не покинула его до самой своей смерти в возрасте пятидесяти с небольшим лет. В ее жизни больше не было мужчин... кроме ее сына. Чем старше он становился, тем больше напоминал своего отца. Аньела боролась с собой, но безуспешно. Не помогали даже стихи, в которых она гениально воспела любовь к молодости, цветущей и наивной. Чем больше поэтесса писала, тем больше ей казалось, что ее влечение самое что ни на есть чистое и естественное. В конце концов она соблазнила сына, и с тех Аурел был всецело ее, пока, что называется, их не разлучила смерть.
Поэтому ничего удивительного, что полуэльф с детства стал воспринимать любовь к молодости как естесственное чувство любого стареющего разума. И чем моложе душа и тело - тем прелестнее и чище любовь к ним. Что хорошего в распутных грудастых девицах и их усатых, оплывших кавалерах? Куда приятнее взглянуть на хорошенькое личико, еще не затронутое временем.
Когда мать умерла, полуэльф оказался на распутье. Все, что он умел - писать, читать и худо-бедно слагать стихи. Стремления постигать что-то, требующее грубой силы, в нем не было. Поэтому, не особо долго раздумывая, Аурел отправился в путь до Дарвеля, надеясь на помощь отца, который, как он помнил, был довольно состоятельным эльфом.
Дорога была легкой и приятной, разве что случилась одна неприятная сцена в трактире, когда Аурел сдуру сделал дочери хозяина пару комплиментов и даже дерзнул подержать ее за мягкую, еще не испорченную работой, ладошку. Выставленный за дверь в зимнюю ночь, полуэльф дал себе зарок... нет, не начать глазеть на зрелых девиц, скорее глазеть на незрелых и при этом не попадаться.
У отца его ждал довольно теплый прием. Эмил был несказанно рад приезду сына, и на долгих три года Аурел остановился в его доме. А после уехал в Аренин, решив, по совету и с воспомоществованием отца, развивать свой магический дар и, в частности, свою врожденную стихию воды.
Итак, к семидесяти годам полуэльф выучился до мастера второй степени, и на этом решил, что хватит с учебой, пора заняться собственным исследованиями. И следующие лет пятнадцать он честно изучал, например, может ли рог лунного оленя после ряда метаморфоз полноценно заменить рог единорога в изделиях магического назначения. Однако и это ему наскучило, и по совету знакомого Аурел стал пробовать себя на стезе наставника.
И было это словно озарение. Вот она, долгожданная возможность иметь подле себя чистое и молодое существо, которое можно любить. Однако первый... хм, ученик вышел комом. Да и последующие тоже торопились отписать родителям письмо, в котором сообщали, что во время уроков наставник гладит их по рукам и плечам. Одна семья попыталась натравить на полуэльфа стражу, и Аурел поспешил убраться из Аренина подальше.
Неведомые тропки привели его в Анхелу, в старый материн дом. И, к своему удивлению, обнаружил, что в нем поселилась стайка беспризорников. Один из них бойко предложил себя полуэльфу в обмен на еду и жилище.
И вот наконец-то судьба смилостивилась над несчастным магом, предоставив ему шанс не только любить, но и приносить в мир добро. Тем более, что после смерти отца у него совсем не стало семьи. За последующие полвека он облагодетельствовал многих бродяжек, некоторые просто помогали по дому, а некоторые в самом деле становились его учениками - тот же Фабиан, очаровательный и столько же способный мальчик, за пять лет неплохо постигший азы магии и весьма перспективный маг в недалеком будущем... впрочем, теперь уж будущее его известно - ему не суждено сбыться.
Сидящий на своей кухне в талерском особняке полуэльф тяжело вздохнул и сморгнул навернувшиеся слезы. Ну зачем же, зачем он согласился на то, чтобы Фабусь поехал домой... Бедный мальчик или умер в муках, или пал жертвой мародеров.
Однако есть и другая беда - как будто одной мало! Что делать с рыжей девчушкой, сидящей поотдаль? Ему никогда не доводилось брать к себе настолько юных учениц. Разум требовал действовать, пока повозка со всей проклятой семейкой портного не уехала слишком далеко от города. А сердце замирало и печально ухало в груди при виде того, как приуныла кареглазая крошка.
Спустя пару минут раздумий, которые показались Аурелу годами, маг принял решение оставить Мирутку у себя. Да, это будет нелегко, но он готов прождать пять-семь лет, прежде чем сможет проявить свою любовь во всей красе... А до тех пор он честно выучит ее чтению и письму, глядишь, и до магии дело дойдет. И, само собой, всячески позаботится о своей будущей возлюбленной, благо отцовское наследство позволит еще лет десять жить почти что припеваючи.
Как он и обещал, маг покинул Талеру, однако поселился далеко не в Скайгарде - это он сболтнул лишнего во хмелю. Но смог увезти свою ученицу как можно дальше от западной части материка - сначала в Легир, а затем в в Верду.
Мирутка оказалась в меру способной девчушкой - к восьми годам она научилась бегло читать даже страницы из ученых трудов полуэльфа. С письмом дела обстояли похуже - почерк был, что называется, "как курица лапой", и как Аурел ни старался, лучше не становился. В конце концов он смирился с этим, ибо считал недопустимым поднимать на ребенка руку. А иные меры, похоже, не имели действия - Мирута при своих некоторых способностях к учению обладала солидным недостатком. Если девчонка не хотела что-то делать, она заявляла об этом прямо. И разве это каприз? Ребенку просто не хочется третий час подряд выводить ненавистные буквы. А еще посмотрит своими глазенками жалостливо-жалостливо, что сердце мага не могло выносить этот взгляд дольше двух-трех секунд, и урок прерывался на еду, прогулку или сон.
Увы, колдун сам виноват, что Мирутка могла своевольничать - окажись она сейчас при тетке Аделе, то вряд ли бы высказала свое "не хочу" или "не буду". Девчушка чувствовала, что по каким-то не совсем понятным ей причинам дядя Аурел всегда с ней соглашается и потакает ее маленьким капризам. Но, к чести Мирутки, эти капризы всегда оставались маленькими и не слишком частыми.
Поэтому, несмотря на такие мелочи, жизнь в компании кареглазой девчушки была легкой и приятной. Аурел словно завел себе умеющую говорить зверушку, которую, ко всему прочему, еще и можно баловать платьицами и башмачками. А спустя пару лет - и панталончиками с кружавчиками.
И лишь одна вещь расстраивала колдуна - что единственное, что сейчас ему позволено, это держать свою подопечную за руку на улице да изредка подсаживать к себе на колени. Порой он скучал по тем юным созданиям со взрослыми глазами, которые знали, как доставлять удовольствие... но, возможно, поэтому Мирутка для него куда ценнее, чем всякие немытые Фабианы и Агнешки - по-настоящему чистое создание, к которому можно справедливо питать чистую страсть.
Но полно постигать темные мыслишки извращенных умов, что же сама Мирутка думала о своей новой жизни?
О, девчушке она нравилась. Большой дом, вкусная еда, собственная комнатка и нет таких дел, которые ей нужно было бы обязательно делать, как, например, выгрести из печи золу в маленькое ведерко и вынести во двор, раз этак десять вынести. Никаких ведерок, никаких метел только потому, что "иди и сделай". Конечно, если девочка хотела, она помогала по дому служанке своего учителя, но только добровольно.
По семье она скучала, но недолго - в конце концов, дядя Аурел обещал отвезти ее в Анхелу, как только мор закончится. Однако прошел год, два, затем, встревоженный новостями о распространении Алой ленты ажно до самых Вольных лесов, Аурел увез девочку на побережье, в Верду, а через год и вовсе в Дамерад. За чередой этих переездов Мирутка постепенно забыла о родном доме, и все реже мечтала, как вернется в некое абстрактное "домой", погостит у отца и тетки, на зависть Тициянке покрасуется в своих платьях и юбках...
Учеба занимала в ее жизни не слишком много времени, но стоит отметить, что в десять лет все несколько изменилось. Стояла поздняя осень одна тысяча сто четырнадцатого года, ветренная и промозглая, как, впрочем, и любая другая осень на восточном побережье. Мирутка слегла в постель с внеочередной простудой, день и ночь вокруг нее хлопотал то Аурел собственной персоной, то служанки, а то и приглашенные лекари - несмотря на то, что мор не добрался до востока, нельзя терять бдительность. Поговаривали, что Алая уже пришла в Ветреное приграничье, завезенная туда асканскими мореплавателями. А в порты Дамерада, бывало, в день прибывает до трех дюжин кораблей...
Ночь была неспокойной - море штормило, ветер срывал с крыш домов черепицу и гнул ветви деревьев к земле. Мирутка уснула только после полуночи, и лишь тогда Аурел оставил свою ученицу и поднялся к себе в кабинет, в такую бурю и ему самому будет нелегко заснуть. Запалив несколько свечей, он сел за стол с намерением дочитать скопированные им страницы из собрания сочинений Сциллы Легирской, хранящегося в здешней библиотеке. Порой женщины его приятно удивляли - эта магесса на протяжении сорока лет вела еженедельные записи, посвященные опытам в области теоретической трансформации, педантично описывая результаты каждого эксперимента с максимально возможными деталями.
Однако полуэльф недолго читал о возможностях участия в трансфигурации условно-неодушевленных предметов (здесь Сцилла смело допускала практически запретное - участие в превращениях субстанции, некогда бывшей живой, коя после воздействия могла бы становиться условно-живой). Его отвлек проплывший мимо лица шарик из тусклого голубого света, размером с крупную горошину. Маг подозрительно посмотрел на свою правую ладонь и щелкнул пальцами. На кончике большого пальца тотчас возникла искристо-белая жемчужина "светлячка".
Несмотря на свою не слишком правильную жизнь, у полуэльфа не было врагов, которые пожелали бы влезть к нему в дом поздней осенней ночью с каким-нибудь темным умыслом. Но тогда кто? Заинтригованный, Аурел поймал светлячка левой рукой - огонек был холодным и слабым. Полуэльф крайне редко пользовался чарами обнаружения магии, и верный порядок жестов удался ему лишь с третьего раза. Пойманного им светлячка окружила золотистая оболочка, затем шарик полностью стал золотым и медленно поплыл к порогу. Маг последовал за ним, подумав о том, что если враги у него все же есть, то они хорошо его знают, ибо на такую наглость он клюнул сходу.
Но никто не ждал его в полумраке коридора, с хрустальной сферой наготове или, того гляди, стилетом в рукаве. А вот еще парочку мелких голубоватых светлячков он нашел. Следуя за золотистой сферой, Аурел оказался... у приоткрытой двери в комнату ученицы. Он немного помедлил, мысли о затаившихся врагах уже не казались ему настолько глупыми, как минутой ранее. Не лично его враги, но это вполне могут быть обычные воры, случайно потерявшие свой светоч. И если это так, то Мирутка в опасности. И уж мастер второй степени сможет ее защитить от неизвестных злодеев, способных лишь на крошечных светляков!
Решительно сжав губы, полуэльф резким толчком распахнул дверь и перескочил через порог... но комната была пуста, лишь под потолком лениво парил одинокий шарик, мерцающий голубым. Мирута мирно спала, уткнувшись в подушку носом и еле слышно посапывая. Аурел настороженно оглядел комнату и наконец-то расслабился. Никого тут нету, и тогда неизвестный источник магии - это его ученица, и теперь они смогут стать еще ближе, нежели раньше... Маг счастливо улыбнулся и поцеловал девочку в горячий лоб.
Аурел не ошибся - узнав о том, что в ней проснулся Дар, девчушка стала проявлять весьма живой интерес к учебе. Несмотря даже на то, что первые полгода она лишь слушала, читала и зубрила. И только к следующей весне постигла свое первое заклинание - копирование предметов. Впрочем, после стодесятой копии одной и той же страницы Мирута уже не была такой довольной. Созданные ею страницы упорно продолжали истлевать за меньший, чем положено, срок. Но и девчонка стала проявлять упорство и в конце концов заклинание ей покорилось - пергаменты стали существовать хотя бы неделю, а при определенном везении и все десять дней. Девочка была горда собой, ее наставник улыбался, но мысли его были невеселыми. Ему еще не попадались ученики, которым потребовалось бы больше полумесяца на освоение элементарного. А ведь еще даже не пробовали сделать ножку для стола взамен утраченной... Что уж тут таить, Аурел был немного разочарован тем, что дар Мирутки оказался настолько слабым. Но тут можно найти и положительный момент - например, ему придется обучать ее гораздо дольше, чем других...
Ученице уже было почти двеннадцать, его драгоценное яблочко, вишня или любой другой плод, который он заботливо выращивал пять лет, уже поспел. Полуэльф не торопился его срывать, и шел к своей цели медленно. Отличным подспорьем послужили совместные медитации. Случайные прикосновения, а иногда и осознанные... кое-как освоив несколько бытовых заклинаний, Аурел начал преподавать ей азы стихии. Здесь больше телесного контакта во время занятий, ведь многое зависит от правильной постановки пальцев. И, о боги, какие нежные детские пальчики... Это было несколько неразумно - перескочить через азы Хаоса и лезть в дебри Воздуха, но полуэльф трезво оценивал невеликие силы Мирутки и был практически железно уверен в том, что она не сможет навредить себе в случае ошибки.
Он был почти что прав - все, на что хватило девочку, это сотворить под ногами пару невидимых ступенек. Однако сами ступеньки просуществовали считанные секунды, и Мирутка бы свалилась со стола, не поймай ее полуэльф и... Его драгоценная ягодка, лелеямая все эти годы, наконец-то всецело принадлежала ему.
И с того дня все уже несколько изменилось. Девчушка все чаще оставалась в спальне учителя, и Аурел готов был поклясться, что когда-нибудь умрет от восторга и наслаждения, когда его тела касаются эти худенькие пальчики. Если бы такое было возможно, он бы пылко любил одни только эти пальцы, но кроме них, есть еще милое личико, нежные губки и это худенькое тельце, просящее тепла и заботы.
Но идиллия длилась не более полугода, к великому огорчению Аурела. Сначала пошли слухи, скорее всего распространяемые очередной языкастой служанкой, затем однажды она застукала их в библиотеке в весьма... недвусмысленном виде. Определенно в течение дня его ославят как растлителя, извращенца и насильника скота. Проклиная про себя чертову бабу, маг за считанные часы собрал вещи и вместе с ученицей бежал из Верды. Опасаясь, что вот-вот их поймает стража, он выбрал единственно верное направление - Ветряное приграничье, нужно лишь пересечь пролив и на Гентленде их никто не достанет.
Им повезло, что еще не начались осенние шторма, когда пролив крайне сложно пересечь. Впрочем, капитан легковесной шебекки, наглый и самоуверенный юнец лет двадцати от роду, невесть на чьи деньги купивший корабль и команду, уверял в обратном и требовал двойную цену. Как чувствовал, что молодой помесок с маленькой девочкой пытаются от кого-то сбежать. Сторговавшись на полуторной цене, Аурел и Мирутка взошли на борт. И менее, чем через три дня, сошли на причал в Варно. Под ногой уже была не легирская территория, что радовало - домыслы иностранной стражи тут никого не волнуют. Однако не стоит медлить - несмотря на удаленность от Эссер'лата, здесь все же правят аскане, и их отношение к другим расам такое же, как на материке.
Теперь им нужен был кто-то, кто сможет довести до Людских земель. Полуэльф мечтал вернуться в Талеру, все же славный городок. Но последние новости из этих краев его не обрадовали. Алая лента все еще оставалась непобежденной, и никто не мог сказать, когда же от нее будет создано лекарство, если вообще будет...
Проведя вечер над картой, маг исключил из возможных направлений Легир, Талеру... затем Аренин - вряд ли его репутация как-то улучшилась за прошедшие пятьдесят-шестьдесят лет, некоторые вещи любят оседать в памяти сплетников. Злополучный Золотой мыс по-прежнему небезопасен, да и вызывает чувство горечи. Получается, нет такого места, где было бы в достаточной степени безопасно для них обоих...
Глубокой ночью, слушая тихое дыхание спящей рядом Мирутки, полуэльф принял решение следовать на северо-запад, близ асканских границ. Места отдаленные, если даже не глухие, еще пять лет назад он слышал, что там поистине край света, замирающий в спячке зимой и кое-как пробуждающийся к лету.
Путь до Вьерры был долгим, даже чересчур. Сначала еще одно плавание, затем вынужденная зимовка в асканском порту Егран - в одна тысяча сто шестнацатом году снег лег на удивление рано. Здесь Аурел прожил с ученицей почти полгода, прежде чем наступила холодная, робкая и еще неуверенная в своих силах северная весна.
Эти месяцы были для них отличной передышкой в относительной безопасности. Полуэльф наслаждался близостью Мируты, грубоватым, но довольно уютным домом, и, как ни странно, асканской кухней. Все эти густые похлебки, сытные мясные рагу во время полугодовой зимы как нельзя кстати, что уж говорить о кровяном супе и прочих вкусностях, которые в центральной части материка стоят на порядок дороже.
Времени было в достатке и для учебы. За несколько месяцев Мирутке удалось освоить еще пару простейших заклинаний, а так же немного попрактиковаться с воздушной стихией.
Но, как ни горько было это признавать, ее магическая искра слишком слабая, и сложно сказать, какой нужен хворост, чтобы ее распалить. Возможно, жесткая муштра или еще какая методика, но Аурелу меньше всего хотелось, чтобы учеба была в тягость девочке. В конце концов, ближайшие три-четыре года она точно будет с ним, а там, может быть, мор закончится и можно будет вернуть девочку в семью.
Наконец, зима сменилась весной и пора продолжать путешествие. К тому времени маг прилично поиздержался, и до Вьерры большую часть пути они провели пешком. Нанятый ими проводник из терр'харров вел их через сопредельные территории Империи и людей, утверждая, что это наиболее беопасный путь. Аурел не спорил, к тому же пребывал в уверенности, что уж кого-кого, а лесную разбойничью шантропу он влегкую распугает. Впрочем, и сам проводник был более чем подозрительным, зверолюд-рысь старался лишний раз с ними не разговаривать, а ел и спал отдельно от них. Что ж, возможно он своим звериным чутьем ощущал истинную природу связи между Аурелом и девочкой. Редкие же пограничные отряды не проявляли к их маленькому отряду особого любопытства. По крайней мере, людские не проявляли. Стараниями зверолюда, или, быть может, боги стали благосклонны к разного рода растлителям, они ни разу не столкнулись с асканами.
Спустя месяц с лишним они достигли Вьерры. Однако город был закрыт на карантин,  пришлось продолжить путь дальше. Еще месяц - и вот перед ними Белокамень, тоже закрытый для путников. Полуэльф уже стал испытывать что-то вроде отчаяния - в недобрый час он решил идти на север вместо того, чтобы попытаться вернуться в Анхелу или тот же Аренин. В конце концов он решил возвращаться назад.
Но на пути им попалось идеальное убежище. Небольшое село со звучным названием Серебрянка, расположенное, как нетрудно догадаться, близ серебряного рудника. Люди здесь жили простые, работящие, довольно радушные. И, если можно так выразиться, неиспорченные. Во всяком случае, на улице никто не глядел косо на златовласого полуэльфа, ведущего за руку рыжую девочку лет тринадцати.
Сама природа вокруг будто предлагала им наконец-то остановиться и пожить на одном месте хотя бы пару лет - село окружали холмы, тенистые лощины, мелкие ручьи, а вдали виднелась невысокая горная гряда, за которой уже начиналась территория аскан. Но, как уверяли местные, аскан тут отродясь не было, все благодаря стараниям белокаменского ратмана, обеспечивающего надежную охрану границы зимой.
Мирутке тоже нравилось здесь. Как и ее учитель, она устала почти целый год путешествовать с места на место. Да и сам Аурел чувствовал, что его надолго не хватит - он много путешествовал за свои полтора века, но... доколе, всему же есть предел! А здесь можно спокойно прожить пару лет в безопасности, тем более, что слухи о возможном лекарстве от Алой с завидной регулярностью доходили даже сюда. Вполне возможно, что через год-два можно будет вернуться в Талеру или Анхелу.
Когда здесь в свои права вступило лето, полуэльф сдался и взял в аренду маленький каменный дом. Жилище было скромным, но утомленные вечной дорогой Аурел и Мирута радовались ему как будто это был трехэтажный дворец.
Жизнь наконец-то стала налаживаться - в такой спокойной обстановке полуэльф постепенно вернулся к привычному ритму жизни, в котором большую часть занимала девочка. Хотя порой ему не хватало его кабинета со всем содержимым, бесславно сгинувшим в Верде.
Следующей весной Мирутке исполнилось тринадцать лет, а к лету случилось кое-что, что здорово раздосадовало мага. У девчонки стала расти грудь и, помимо всего прочего, вскоре она уронила первую кровь. Аурел чувствовал себя ужасно - он не мог поверить, что теперь, когда все невзгоды позади и вокруг люди, которым практически безразлично, спит он с ней или нет, его драгоценная вдруг стала превращаться в грудастую бабу!
Несмотря на все свои усилия, он так и не смог заставить себя вновь прикоснуться к Мируте. Намечающиеся бугорки грудей словно смеялись над ним, вызывая в памяти те времена, когда на их месте ничего подобного не было. Полуэльф чувствовал себя неизвестно кем из богов обсмеянным, еще гаже ему становилось от того, что девчушка в принципе была ни в чем не виновата, но резкую перемену в отношении к себе не могла не заметить. Так же, как и не поверила в неуклюжую ложь о том, что он, дескать, задумался о том, что рано или поздно у нее будет муж, а он взять ее в жены не сможет, так как переживет ее, даже если Мирутка доживет до ста с небольшим лет...
Девчонка ходила по дому как в воду опущенная, да и сам полуэльф немногим лучше себя чувствовал. Дни проходили в неловкой тишине, Мирута пыталась заботиться о доме, а Аурел безуспешно пытался сделать подобие своего кабинета в Верде. Пока в его распоряжении были лишь стол и стопка пергамента с чернилами...
Эпидемия Алой ленты уже шла на спад, но лекарства не предвиделось, и возвращаться было еще рано. Лето прошло тихо и незаметно - полуэльф много бродил по окрестностям, пытался упражняться в магии, лелея мечту лет через тридцать попробовать получить третью степень. А Мирута сдружилась с соседкой, молодой женой рудокопа по имени Розанка. Вместе они ходили по ягоды, а в ненастную погоду сидели на крыльце с пяльцами в руках. Наконец-то девчонка нашла, чем себя занять - почти забытым за прошедшие годы учения рукоделием. Из большинства своей одежды она уже выросла, а купить красивую было негде, да и денег не так много уже осталось, поэтому она старалась своими силами украсить купленные здесь однотонные платья. К тому же расшивание невзрачных кусков льна красивыми цветными нитками невероятно упокаивало ее, позволяя отвлечься от мыслей об учителе, который с самого травня шарахался от нее, словно от прокаженной. Что больше всего огорчало Мирутку, так это невозможность высказаться хоть кому-то, маг избегал этой темы, а для местных они были дядей с троюродной племянницей.
За летом незаметно наступила тихая, печальная осень, быстро сменившаяся удивительно холодной ранней зимой. С каждым месяцем полуэльф и его ученица все больше отдалялись друг от друга, порой Аурел малодушно думал о том, чтобы по весне незаметно и быстро уехать из Серебрянки, куда угодно. Столь желанная раньше, теперь Мирутка стала ему в тягость, перед которой ему было стыдно, неловко, а перед самим собой и того стыднее. Но к весне нужно решиться на хоть что-то, сил нет сидеть на месте и прозябать в одиночестве!

Отредактировано Меруэрт (16-02-2012 16:32:33)